Мое плавание по Уссури от ее устья до последней станицы Буссе (477 верст - 509 км) продолжалось 23 дня. И все это время сильные дожди, шедшие иногда суток по двое без перерыва, служили большой помехой для всякого рода экскурсий.

Ст. Буссе - ныне маленькое (70 жителей) село Буссе Лесозаводского р-на Приморского края, на правобережье Уссури, примерно в 10 км ниже впадения в нее р. Сунгача. Станица была названа в честь Теодора Фридриховича (Федор Федорович) Буссе (1838-1897). В 1860-1890-х годах работал на Дальнем Востоке, был начальником переселенческого управления в Южно-Уссурийский край. Основал Общество изучения Амурского края (ОИАК), автор работы «Переселение крестьян морем в Южно-Уссурийский край в 1883-93 гг.» (Большая золотая Константиновская медаль Русского географического общества). Имя Буссе занесено на мемориальную доску «Деятели общества изучения Амурского края» - Приморского филиала Географического общества СССР (Владивосток), открытую в 1987 г.

С поднятием вверх по реке изменяется и характер ее берегов, по различию которых можно приблизительно определить границы нижнего, среднего и верхнего течения Уссури.

Первое, то есть нижнее, течение простирается от ее устья до впадения слева реки Нор и характеризуется, в общем, преобладанием равнинной формы поверхности. Здесь, на левой стороне Уссури, необозримые равнины тянутся не прерываясь от самого Амура вплоть до устья Нора, а на запад простираются до возвышенности, разделяющей притоки Уссури с притоками Амура и Сунгари.

Нор - китайская река Наоли, или Наолихэ.

О характере местности к западу от Уссури (китайский берег) можно хорошо судить по ровной зелени закраски физической карты, нарушаемой лишь горизонтальными синими штрихами (болота). А вот как эта местность оживает в стихотворении дальневосточного поэта Петра Комарова «Сунгарийские болота» о советско-японских боях в Маньчжурии в 1945 г.

Ты вниз поглядел из окна самолёта -

И ты не увидел привычной земли:

Глухие разводья, протоки, болота,

Озёра и топи лежали вдали.

Там чахлые травы шептались и дрогли,

И плакали чибисы, злясь на судьбу,

И серая цапля, как иероглиф,

Стояла, должно быть, с лягушкой в зобу.

Бездонные топи. Озёра. Болота.

Зелёная, жёлтая, рыжая мгла.

Здесь даже лететь никому неохота, -

А как же пехота всё это прошла?..

Эти громадные равнины везде имеют один и тот же характер: обширные заливные низменности с множеством больших и малых озер сменяются площадями несколько возвышенными и невысокими, по большей части узкими и длинными увалами, или рёлками, идущими во всевозможных направлениях. Везде здесь преобладает травяная растительность.

Там, где равнина делается возвышеннее, растительность становится более разнообразна, а множество кустов таволги и шиповника образуют густые заросли. Кой-где появляются здесь большие группы деревьев: дуба, черной березы, осины, липы, маакии и др., между которыми густо растет ветвистый кустарник леспедецы.

Но самая разнообразная растительность встречается на сухой почве рёлок, где всего более растут деревья и кустарники.

Правая сторона нижнего течения Уссури далеко не представляет однообразия равнины берега. Здесь, то есть по правой стороне реки, верст за пятьдесят от ее устья, вдруг вздымается, тысячи на три или на четыре футов (900-1200 м), хребет Хехцыр , который тянется затем на некоторое расстояние вдоль Амура и пускает к берегу Уссури иногда крутые, по большей же части пологие, отрасли.

Этот хребет сплошь покрыт лесами, состоящими из ильма, липы, ясеня, клена, дуба, грецкого ореха, пробки и других лиственных деревьев, с которыми перемешаны хвойные породы: кедр, ель, пихта и лиственница. Густой подлесок образуют лещина, бузина, жасмин, сирень, калина, елейтерококкус, жимолость и другие кустарники, свойственные Уссурийскому краю. Вообще, Хехцырский хребет представляет такое богатство лесной растительности, какое редко можно встретить в других, даже более южных частях Уссурийского края.

Леспедеца - кустарник (до 1,5 м) семейства бобовых. Произрастает в Восточной Сибири, на Дальнем Востоке, в Корее, Китае. Образует живописные заросли на открытых опушках смешанных лесов, вырубках, освещенных склонах и каменистых осыпях до 700 м над у.м. Светолюбива. Есть американский вид, от которого и пошло родовое наименование (его дал французский ботаник А. Мишо в 1788 г. в честь испанского губернатора Флориды Д. Сеспедеса /фамилия переиначена на французский лад/, оказывавшего помощь исследователю.

Мост Транссибирской железнодорожной магистрали через реку Хор. Старое фото

Во время следования в лодке, что происходило крайне медленно против быстрого течения, мы с товарищем обыкновенно шли берегом, собирали растения и стреляли попадавшихся птиц. То и другое сильно замедлило движение вперед и невообразимо несносно было для гребцов-казаков, которые на подобного рода занятия смотрели как на глупость и ребячество. Одни из них, более флегматические, постоянно презрительно относились к моим птицам и травам; другие же, думая, что собираемые растения какие-нибудь особенно ценные, но только они не знают в них толку, просили открыть им своей секрет. Станичные писари и старшины, как люди более образованные, зачастую лезли с вопросами, вроде таких: «Какие вы это, ваша благородие, климаты составляете?» А однажды старик-казак, видя, что я долго не сплю и сушу растения, с полным участием и вздохом сказал: «Ох, служба, служба царская, много она делает заботы и господам».

Про ботаника Максимовича, который был на Уссури в 1860 году, казаки помнят до сих пор и часто у меня спрашивали: «Кто такой он был, полковник или нет?» В станице Буссе, на верхней Уссури, мне случилось остановиться на той же самой квартире, где жил Максимович, и когда я спросил про него хозяйку, то она отвечала: «Жил-то он у нас, да Бог его знает, был какой-то травник». - Что же он здесь делал? - спрашивал я хозяина. «Травы собирал и сушил, зверьков и птичек разных набирал, даже ловил мышей, козявок и червяков, - одно слово, гнус всякий», - отвечал он мне с видимым презрением к подобного рода занятиям.

Максимович Карл Иванович (1827-1891), ботаник и путешественник. В 1853 г. отправился в кругосветное путешествие на фрегате «Диана» под командованием адмирала Путятина. В 1854 г. путешественник попал на Дальний Восток, в бухту Де-Кастри и по случаю начавшейся Крымской войны остался на материке, в Приамурье, до 1857 г., где исследовал растительность тогда ещё малоизвестного Приамурского и Уссурийского края. В 1859 г. предпринял путешествие через Сибирь в Забайкалье, по Сунгари и Уссури в Николаевск и далее в Японию. В честь Максимовича названы десятки видов растений.

)

Николай Михайлович Пржевальский! Его имя и путешествия в дебри Азиатского материка снискали ему неувядаемую славу. Во второй половине прошлого столетия, когда проводил свои географические исследова ния Пржевальский, о нем писали русские и иностранные газеты и жур налы, прославлявшие его подвиги в пустынях и горах Центральной Азии и отмечавшие его вклад в науку.
Есть ученые, труд которых оставил глубокий след в науке. Проходят десятилетия, но не умирает память о них; наоборот, еще ярче вырисовы вается их величие, неутомимость, страсть, упорство в достижении цели. К таким ученым относится и Николай Михайлович Пржевальский, со дня смерти которого прошло ровно 70 лет (умер в городе Караколе, ныне Пржевальске, центре Иссык-Кульской области, Киргизской ССР, 20 октября ст. ст. 1888 года).
В наши годы был создан большой художественный цветной фильм, показавший жизнь ученого, вновь изданы его сочинения, опубликовано много книг о его жизни и работе. О труде путешественника, пионера-исследователя великих пустынь Гоби и Такла-Макан, высочайшего Ти бетского нагорья и вечноснежных хребтов Тянь-шаня, Нань-шаня и Куэнь-луня Николай Михайлович рассказал в пяти книгах, имевших большой успех как в России, так и в других странах. Сочинения Прже вальского издавались и за рубежом на многих языках: немецком, анг лийском, французском, чешском.
Эти книги и теперь читаются с увлечением, но они очень большие и местами перегружены специальными сведениями.
Поэтому Государственное издательство детской литературы решило издать записки путешественника в сокращенном виде в одном томе, в котором приводятся описания всех пяти путешествий: уссурийского и четырех центральноазиатских. В неприкосновенности сохранен язык ав тора. Географические названия на картах даны в современной транс крипции. В конце книги даны таблицы перевода старых русских мер в метрические.

Дорог и памятен для каждого человека тот день, в который осуществляются его за ветные стремления, когда после долгих препятствий он видит наконец достижение цели, давно желанной.
Таким незабвенным днем для меня было 26 мая 1867 года, когда, получив служебную командировку в Уссурийский край и наскоро запасшись всем необходимым для предстоящего путешествия, я выехал из Ир кутска по дороге, ведущей к озеру Байкал и далее через все Забайкалье к Амуру.
Миновав небольшое 60-верстное расстоя ние между Иркутском и Байкалом, я вскоре увидел перед собой громадную водную гладь этого озера, обставленного высокими горами, на вершине которых еще виднелся местами лежащий снег.
Летнее сообщение через Байкал произ водилось в то время двумя частными купе ческими пароходами, которые возили пассажиров и грузы товаров. Пристанями для всех пароходов служили: на западном бе регу озера селение Лиственничное, лежа щее
у истока реки Ангары, а на восточном Посольское, расстояние между которыми около 90 верст.
Во время лета пароходство производи лось правильно по расписанию; но зато осе нью, когда на Байкале свирепствуют силь ные
ветры, скорость и правильность сообщения зависели исключительно от состояния погоды.
Кроме водного сообщения через Байкал, вокруг южной оконечности этого озера су ществует еще сухопутное почтовое, по так называемой кругобайкальской дороге, устро енной несколько лет назад. Впрочем, летом по этой дороге почти никто не ездит, так как во время существования пароходов каж дый находил гораздо удобнее и спокойнее совершить переезд через озеро.
На одном из таких пароходов пере брался и я на противоположную сторону Байкала и тотчас же отправился на почто вых в дальнейший путь.
Дружно понеслась лихая тройка, и бы стро стали мелькать различные ландшафты: горы, речки, долины, русские деревни, бурятские улусы...
Без остановок, в несколько дней, проехал я тысячу верст поперек всего Забайкалья до селения Сретенского на реке Шилке, откуда уже начинается пароходное сообщение с Амуром.
Местность на всем вышеозначенном про тяжении носит вообще гористый характер, то дикий и угрюмый там, где горы покрыты дремучими, преимущественно хвойными ле сами, то более смягченный там, где рассти лаются безлесные степные пространства.
Последние преобладают в восточной части Забайкалья по Ингоде, Аргуни и, нако нец, по Шилке.
В таких степных местностях, представ ляющих на каждом шагу превосходные пастбища, весьма обширно развито всякое скотоводство, как у наших русских крестьян и казаков, так и у кочевых бурят, извест ных в здешних местах под именем "братских".
Однако Забайкалье произвело на меня не совсем благоприятное впечатление.
Суровый континентальный климат этой части Азии давал вполне знать о себе, и, не смотря на конец мая, по ночам бывало так холодно, что я едва мог согреваться в полу шубке, а на рассвете 30-го числа этого ме сяца даже появился небольшой мороз и земля по низменным местам покрылась инеем.
Растительная жизнь также еще мало была развита: деревья и кустарники не вполне развернули свои листья, а трава на
песчаной и частью глинистой почве степей едва поднималась на вершок и почти вовсе не прикрывала грязно-серого грунта.
С большой отрадой останавливался взор только на плодородных долинах рек Се ленги, Уды, Кыргылея и др., которые уже были покрыты яркой зеленью и пестрым ковром весенних цветов, преимущественно лютика и синего касатика.
Даже птиц по дороге встречалось срав нительно немного, так как время весеннего пролета уже прошло, а оставшиеся по большей части сидели на яйцах.
Только кое-где важно расхаживал оди нокий журавль или бегали небольшие стада дроф, а на озерах плавали утки различных пород. Иногда раздавался звонкий голос ле бедя-кликуна, между тем как знакомый ев ропейский певец жаворонок заливался в вышине своей звонкой трелью и сильно оживлял ею безмолвные степи.
С перевалом за Яблоновый хребет, глав ный кряж которого проходит недалеко от областного города Читы и имеет здесь до 4000 футов абсолютной высоты, характер местности несколько изменился: она сдела лась более открытой, степной.
Вместе с тем и сам климат стал как будто теплее, так что на живописных берегах Ингоды уже были в полном цвету боярка, шиповник, черемуха, яблоня, а по лугам кра совались касатик, лютик, лапчатка, одуван чик, первоцвет и другие весенние цветы.
Из животного царства характерным яв лением этой степной части Забайкалья слу жат байбаки, или, по-местному, тарба ганы, небольшие зверьки из отряда грызу нов, живущие в норках, устраиваемых под землей.
Впрочем, большую часть дня, в особен ности утро и вечер, эти зверьки проводят на поверхности земли, добывая себе пищу или просто греясь на солнце возле своих нор, от которых никогда не удаляются на большое расстояние. Застигнутый врасплох, тарба ган пускается бежать что есть духу к своей норе и останавливается только у ее отвер стия, где уже считает себя вполне безопасным. Если предмет, возбудивший его страх, например человек или собака, находится еще не слишком близко, то, будучи крайне лю бопытен, этот зверек обыкновенно не пря чется в нору, но с удивлением рассматри вает своего неприятеля.
Часто он становится при этом на задние лапы и подпускает к себе человека шагов на сто, так что убить его в подобном положении пулей из штуцера для хорошего стрелка довольно легко. Однако, будучи даже смертельно ранен, тарбаган все же успеет заползти в свою нору, откуда его уже нельзя иначе достать, как откапывая. Мне самому во время проезда случилось убить несколько тарбаганов, но я не взял ни одного из них, так как не имел ни времени, ни охоты заняться откапыванием норы.
Русские вообще не охотятся за тарбага нами, но буряты и тунгусы 1 промышляют их ради мяса и жира, которого осенью старый самец дает до пяти фунтов.
Мясо употребляется с великой охотой в пищу теми же самыми бурятами и тунгу сами, а жир идет в продажу.
1 В наше время тунгусы известны под именем эвенков. (Примеч. редактора.)
Добывание тарбаганов производится различным способом: их стреляют из ружей, ловят в петли, наконец откапывают поздней осенью из нор, в которых они предаются зимней спячке.
Однако такое откапывание дело нелег кое, потому что норы у тарбаганов весьма глубоки и на большое расстояние идут из вилисто под землей. Зато, напав на целое общество, промышленник сразу забирает иногда до 20 зверьков.
Утром 5 июня я приехал в селение Сре тенское. Однако здесь нужно было про ждать несколько дней, так как пароход не мог отходить за мелководьем Шилки.
Пароходство в Сретенске начинается, как только Шилка очистится ото льда, что бы вает обыкновенно в конце апреля или в начале мая, и оканчивается в первых числах октября следовательно, продолжается пять месяцев.
Большой помехой этому пароходству служит мелководье Шилки, которая имеет на перекатах менее 3 футов глубины, так что пароходы не могут отправляться в путь и должны ожидать прибыли воды.
Кроме того, при малой глубине и очень быстром течении плавание здесь довольно опасно, и пароходы иногда садятся на мель, даже делают себе пробоины.
Последнее удовольствие суждено было испытать и мне, когда, наконец, 9 июня пароход вышел из Сретенска и направился вниз по Шилке.
Не успели мы отойти и сотни верст, как этот пароход, налетевши с размаху на ка мень, сделал себе огромную пробоину в подводной части и должен был остановиться для починки в Шилкииском заводе, возле которого случилось несчастье.
Между тем вода в Шилке опять начала сбывать, так что пароход, и починившись, мог простоять здесь долгое время; поэтому я решился ехать далее на лодке.
Пригласив с собой одного из пассажи ров, бывших на пароходе, и уложив кое-как свои вещи на утлой ладье, мы пустились вниз по реке.
Признаюсь, я был отчасти рад такому случаю, потому что, путешествуя в лодке, мог располагать своим временем и ближе познакомиться с местностями, по которым проезжал.
Вскоре мы прибыли в казачью станицу Горбицу, откуда до слияния Шилки с Аргунью тянется на протяжении 200 верст пустынное, ненаселенное место. Для поддер жания почтового сообщения здесь располо жено только семь одиноких почтовых домиков, известных по всему Амуру под метким именем "семи смертных грехов".
Действительно, эти станции вполне за служивают такого названия по тем всевоз можным неприятностям, которые встречает здесь зимой каждый проезжающий как относительно помещения, так и относительно почтовых лошадей, содержимых крайне небрежно и едва способных волочить свои собственные ноги, а не возить путников.
На всем вышеозначенном 200-верстном протяжении берега Шилки носят дикий, мрачный характер. Сжатая в одно русло шириной 70-100 сажен, эта река быстро стремится между горами, которые часто вдвигаются в нее голыми, отвесными утесами и только изредка образуют неширокие пади и долины.
Сами горы покрыты хвойными лесами, состоящими из сосны и лиственницы, а в иных местах, в особенности на так называемых россыпях, то есть рассыпавшихся от выветривания горных породах, совершенно обнажены.
Хотя животная жизнь в здешних горных лесах весьма обильна и в них водится множество различных зверей: медведей, сохатых, изюбров, белок, кабарги и отчасти соболей, но все-таки эти леса, как вообще все сибирские тайги, характеризуются своей могильной тишиной и производят на непривычного человека мрачное, подав ляющее впечатление.
Даже певчую птицу в них можно услышать только изредка: она как будто боится петь в этой глуши.
Остановишься, бывало, в таком лесу, прислушаешься, и ни малейший звук не нарушает тишины. Разве только изредка стукнет дятел или прожужжит насекомое и улетит бог знает куда. Столет ние деревья угрюмо смотрят кругом; густое мелколесье и гниющие пни затрудняют путь на каждом шагу и дают живо чувствовать, что находишься в лесах девственных, до которых еще не коснулась рука человека...
Несколько оживленнее были только горные пади, где показы вался лиственный лес, и редкие неширокие луга по берегам Шилки там, где горы отходили в сторону на небольшое расстояние. Травя нистая флора таких местностей была весьма разнообразна и явля лась в полной свежести и красоте.
Замечательно, что, несмотря на половину июня, по берегам Шилки иногда еще попадался лед, пластами сажен в семьдесят длиной при толщине более 2 футов. Гребцы-казаки говорили мне, что тут можно встретить лед до начала июля, и это служит весьма красноречивой рекомендацией суровости здешнего климата.
Во время плавания по реке нам везде попадались различные птицы: кулики, утки, чомги, цапли, черные аисты, и, как страстный охотник, я не мог утерпеть, чтобы не выстрелить в ту или другую из них.
Обыкновенно я помещался на носу лодки и постоянно посылал приветствия всем встречающимся тварям то из ружья, то из штуцера 1, смотря по расстоянию.
Часто также случалось, что, заметив где-нибудь в стороне сидя щего на вершине дерева орла, я приказывал лодке привалить к берегу и сам шел подкрадываться к осторожной птице.
Такие остановки как нельзя более задерживали скорость езды; мой товарищ-пассажир сто раз каялся, что поехал со мной я сам давал себе обещание не вылезать больше из лодки и не ходить в сторону, но через какой-нибудь час вновь замечал орла или аиста, и повторялась та же история.
1 Штуцером называют простую нарезную винтовку, заряжавшуюся с дула. (Примеч. редактора.)

Однажды мне посчастливилось убить даже кабаргу, которая переплывала через Шилку. Вообще кабарги здесь очень много по скалистым утесам и каменистым россы пям в горах, но это зверь весьма чуткий и осторожный, так что убить его очень трудно.
Местные жители добывают кабаргу, устраивая в лесах завалы из валежника и делая в них сажен через пятьдесят проходы, в которых настораживаются бревна. Встре чая на своем пути такой завал, кабарга идет вдоль него, пока не найдет отверстие, в ко торое старается пролезть; в это время на стороженное бревно падает и давит зверя.
Кроме того, кабаргу, так же как и ко сулю, можно убивать на пищик, которым подражают голосу ее детеныша.
Мясо кабарги на вкус неприятно, но главная добыча от этого зверя, кроме шкуры, состоит в мешочке мускуса, который находится у самца на брюхе и ценится в здешних местах от одного до двух рублей".
Благодаря быстрому течению Шилки мы успевали, несмотря на частые остановки, проезжать верст по сто в сутки и 14 июня прибыли к тому месту, где эта река, сли ваясь с Аргунью, дает начало великому Амуру.
Последний имеет здесь не более 150 са жен ширины и, почти не изменяя характера берегов Шилки, прорывается через северную часть Хинганского хребта, который, как известно, отделяет собой Маньчжурию от Монголии. Как здесь, так и несколько далее река имеет общее направление к востоку до Албазина казачьей станицы, выстроенной 1 Речь идет о двух золотых рублях царской Рос сии. В XIX веке рубль представлял значительную сумму, особенно для охотничьего населения Восточ ной Сибири, жившего главным образом натуральным хозяйством. (Примеч. редактора.)

На месте бывшего городка, знаменитого ге ройской защитой в конце XVII столетия гор сти наших казаков против многочисленного китайского войска, их осаждавшего. В са мой станице до сих пор еще видны остатки валов прежнего
укрепления, а на острове противоположного берега реки сохранились следы китайской батареи.
Прибыв в Албазин, я застал там совер шенно неожиданно частный пароход, отхо дивший в город Благовещенск, и потому, оставив лодку, поплыл далее опять на па роходе.
Начиная отсюда вместе с поворотом Амура к югу изменяется и самый характер его течения. Взамен одного сжатого русла река разбивается на рукава и образует боль шие и малые острова, хотя ширина ее уве личивается немного, так что местами от одного берега до другого около полуверсты, а местами только сажен двести или даже того менее.
Быстрота течения все еще очень велика, и часто можно слышать особый, дребезжащий шум от мелкой гальки, которую катит река по своему песчаному и каменистому ложу.
Обе стороны Амура по-прежнему обстав лены горами, которые здесь уже гораздо ниже и носят более мягкий характер.
С изменением характера Амура изме няется характер и береговой растительности. В лесах начинает попадаться более лиственных деревьев и кустарников, несколько пород которых, как, например, дуб и ле щина, не встречаются во всей Сибири, но в первый раз появляются на Аргуни и на Амуре возле Албазина.
Чем далее к югу, тем более лиственные деревья замещают собой хвойные и ниже устья Кумары составляют главную массу лесной растительности.
По всему левому берегу Амура, начиная от слияния Шилки с Аргунью при Усть-Стрелочном пограничном карауле до города Благовещенска, поселён конный казачий полк, который вместе с другим, занимающим пространство от Благовещенска до Буреинских гор, составляет конную казачью бригаду в числе 7 400 душ обоего пола.
Эти казаки живут в станицах, зани маются земледелием и ежегодно выстав ляют на службу около 150 человек, но в слу чае нужды могут выставить до 800, то есть по 400 с каждого полка.
За исключением некоторых бедных ста ниц, казаки, сколько я слышал, живут до вольно порядочно, по крайней мере круглый год имеют собственный хлеб.
Кроме казаков, на верхнем Амуре встре чается два племени орочоны, кочующие по Шилке и Амуру до Албазина, и манегры, обитающие далее вниз, почти до устья Зеи.
Как те, так и другие занимаются исклю чительно охотой и рыбной ловлей, а потому кочуют с места на место, смотря по
времени года и условиям своего промысла.
Для меновой торговли с русскими купцами орочоны собираются ежегодно в декабре в долину реки Олдоя, одного из левых притоков верхнего Амура, а манегры в то же время приезжают на устье Кумары, куда являются маньчжуры со своими това рами.
Во время проезда я часто видал по берегам Амура берестяные юрты этих народов, прикочевавших сюда для ловли рыбы, преимущественно осетров и калуг, которые в это время идут вверх по реке для метания икры.
Услыхав шум пароходных колес, вся эта толпа обыкновенно выбегала на песчаный берег и смотрела на нас с изумленным любопытством.
Быстро катил мимо них пароход, и вслед за ним опять водворялась безмолвная тишина, постоянно царствующая в здешних местах и только изредка нарушаемая завы ванием ветра в вершинах деревьев, журчанием горного ручья или отрывистым криком какого-нибудь зверя и птицы...
Но по мере того как мы спускались к югу, делалась явственно заметна большая теплота климата и большее развитие растительной жизни.
Луга уже везде красовались множеством пионов и лилий, а по мокрым кустам сплошными полосами великолепного синего касатика; желтоголовник, синюха, ломонос, а по лесам ландыш, водосбор и кукушьи сапожки были также в полном цвету.
Миновав, наконец, известную замечательность верхнего Амура излучину Улус-Модонскую, где река, сделав дугу в 28 верст, снова подходит версты на две к прежнему месту, мы прибыли 20 июня в город Благо вещенск, лежащий в 2 верстах выше устья Зеи.
Этот город, место управления Амурской областью, вытянут более чем на 2 версты вдоль по берегу Амура, так что с первого взгляда кажется довольно обширным.
На самом же деле все, что здесь есть лучшего, стоит на берегу реки, отойдя от ко торой несколько сот шагов опять встречаешь пустую равнину.
Население Благовещенска, насчитываю щее до 3 500 душ обоего пола, составляют главным образом войска и служащие-чиновники; кроме того, есть также купцы, русские и китайские.
Последние торгуют разными мелочами в особых, рядом выстроенных деревянных лавках, которые как по наружному виду, так и по внутреннему содержанию ничем не от личаются от мелочных лавок на рынках на ших уездных городов.
Магазины некоторых из русских купцов довольно сносны по своему наружному виду, но зато дороговизна в них страшная и все товары обыкновенно продаются по тройной или, только в самых редких слу чаях, по двойной цене против своей номинальной стоимости.
В городе нет ни гостиницы, ни даже по стоялого двора, так что проезжающий, не имеющий знакомых, поставлен в самое затруднительное положение, не зная, где оста новиться и как продовольствоваться.
Приходится поневоле, бросив свою по клажу на произвол судьбы, ходить из дома в дом искать квартиры, которую можно найти с большим трудом у какого-нибудь отставного солдата, где за помещение через перегородку с хозяином с вас берут по рублю и более в сутки.
Между тем здесь иногда приходится жить недели две-три в ожидании отходящего по пути парохода.
Однако благодаря счастливой судьбе мне пришлось испытать подобное удовольствие только в течение двух суток, так как вскоре сюда пришел пароход, остававшийся для починки в Шилкинском заводе и теперь отправляющийся вниз по Амуру до Николаевска. Перебравшись на этот пароход, с большой радостью я оставил Благовещенск и поплыл далее.
Вскоре мы миновали устье Зеи, которая имеет здесь около 2 верст ширины; следова тельно, гораздо более, нежели сам Амур.
На левом берегу последнего, начиная от сюда вплоть до гор Буреинских, или, каких чаще называют, Малого Хингана, тянется сплошная равнина, имеющая частью луго вой, частью лесистый характер.
На правом берегу равнина с таким же характером спускается верст на пятьдесят ниже Благовещенска, но потом горы Илхури-Алинь, отошедшие было в сторону, снова придвигаются к реке и идут, не пре рываясь, на расстоянии 5-10 верст от ее берега.
По обе стороны Амура, верст на семь десят ниже Благовещенска, попадаются до вольно часто маньчжурские деревни и почти в середине этого расстояния на правом бе регу лежит город Айгунь (Сахалян Ула-Хотон), который вытянулся версты на две и мало чем отличается своим наружным видом от прочих маньчжурских деревень. Посередине этого города, в котором считается до 15 тысяч жителей, виднеется крепость, сделанная из толстых кольев, врытых вертикально в землю; в ней живет сам амбань, или губернатор Айгуни.
Из русского населения, кроме второго конного казачьего полка, который, как я уже говорил выше, поселен в простран стве между городом Благовещенском и Буреинскими горами, в окрестностях са мого Благовещенска на Зее, равно как по се притоку Томи и по реке Завитой, впа дающей в Амур, лежат деревни крестьян, переселившихся сюда из России.
Кроме того, часть таких деревень на ходится выше Благовещенска, и одна из них даже возле Албазина.
Общая цифра крестьянского населе ния по верхнему и среднему Амуру про стирается до 9 500 душ обоего пола 1, и, по
слышанным мной отзывам, эти крестьяне, живут довольно хорошо, так что некоторые из них имеют даже запасы зернового хлеба.

На другой день по выходе из Благовещенска мы достигли Буреинских гор, через которые на протяжении 140 верст проходит Амур ниже устья Бурей.
Узкой, чуть заметной полосой начинают синеть эти горы на горизонте необозримой равнины, которая тянется, не прерываясь, на левом берегу реки от самого Благовещенска. По мере того как пароход подви гается вперед, очертания самого хребта и его вершин делаются яснее, и наконец у станицы Пашковой вы вступаете в горы, сплошь покрытые лиственными лесами, при дающими несравненно более красоты ланд шафту, нежели те хвойные породы, которые преобладают в Шилкинских горах.
Притом же здесь начинают попадаться многие виды деревьев и кустарников, свой ственных более южным частям Амурского бассейна, так что Буреинские горы прини маются границей между верхним и средним течением Амура.
Прорыв этой реки через главный кряж Малого Хингана происходит собственно между станицами Раддевой и Помпеевкой на протяжении 70 верст.
Здесь Амур вдруг суживает свое русло сажей на двести и без всяких рукавов бы стро и извилисто стремится между горами, представляя на каждом шагу великолепные ландшафты.
Высокой, отвесной стеной подходят горы к самому берегу, и вот кажется, что паро ход стремится прямо на скалу, как вдруг новый крутой поворот реки открывает иную чудную панораму, но не успеешь доста точно полюбоваться ее красотой, как опять являются еще лучшие картины и так быстро сменяют одна другую, что едва успеваешь удерживать их в своем вообра жении.
По выходе из Буреинских гор, у станицы Екатерино-Никольской, Амур тотчас же раз бивается на множество рукавов. И опять неоглядная равнина раскидывается по обе стороны реки, которая вскоре принимает справа самый большой из всех своих притоков Сунгари.
Вслед за тем размеры Амура увеличи ваются почти вдвое, так что главное русло имеет более 2 верст, а по принятии реки Уссури даже до 3 верст ширины.
Оставив позади Буреинские горы, бы стро катили мы вниз по широкой реке, и 26 июня, ровно через месяц по выезде из Иркутска, я высадился в селении Хабаровке, лежащем при устье Уссури, по которой мог уже ехать не торопясь и значительную часть времени посвящать по мере своих сил и знаний на изучение страны, ее при роды и жителей.
* * *
Уссурийский край, приобретенный нами окончательно по Пекинскому договору 1860 года, составляет южную часть При морской области. Он заключает в себе бас сейн правых притоков Уссури и ее верхнего течения; кроме того, сюда же в обширном смысле можно отнести весь Зауссурийский край до границ с Маньчжурией и Кореей, а также побережье Японского моря до широты устья Уссури.
Страна эта лежит между 42 и 48 северной широты, следовательно, под одной широтой с Северной Испанией, Южной Францией, Северной и Средней Италией и Южной Россией, но под влиянием различных физических условий имеет климат со вершенно иного склада, чем вышеназван ные европейские местности.

1 Собственно между 42 21" северной широты (южная оконечность наших владений устье реки Туманги) и 48 28" северной широты (устье Уссури). (Примеч. автора.)

С другой стороны, растительный и жи вотный мир Уссурийского края при своем громадном богатстве представляет в высшей степени оригинальную смесь форм, свойственных как далекому северу, так и далекому югу.
Наконец, по отношению к удобству ко лонизации описываемая страна, в особен ности в своих южных частях, составляет наилучшее место из всех наших земель на берегах Японского моря.
Таким образом, Уссурийский край, не зависимо от своего научного интереса, важнее еще и относительно той будущности, которую он может иметь, конечно, при усло вии правильной колонизации, основанной на данных, выработанных опытом и наукой.
Обращаясь к устройству поверхности этого края, можно сказать, что топографи ческий его характер определяется положением главного хребта, который известен под названием Сихотэ-Алиня и, начинаясь в маньчжурских пределах, тянется невда леке и параллельно берегу Японского моря, от южной части Зауссурийского края до самого устья Амура. Средняя высота его 3 000-4000 футов, и только в некоторых точках своих южных частей он поднимается до 5 000 футов.
Восточные отроги этого хребта коротки, но притом гораздо выше западных и, на правляясь перпендикулярно берегу Японского моря, оканчиваются здесь высокими, отвесными утесами.
Западные же отроги Сихотэ-Алиня носят более мягкий характер и наполняют собой все пространство между главной осью этого хребта с одной стороны, Уссури, и Амуром с другой.
Таким образом, принадлежащая нам часть Уссурийского бассейна представляет собой страну гористую, в которой, однако, горы достигают лишь средней высоты и при мягкости своих форм везде могут быть удободоступны.
Относительно орошения следует сказать, что оно здесь весьма обильно и что Уссури составляет главную водную жилу всей страны.
В растительном мире Уссурийского.края, равно как и в животном, мы встречаем за мечательные богатства, а вместе с тем оригинальную смесь северных и южных форм.
Вообще относительно растительности этой страны можно высказать два главных положения: 1) она весьма разнообразна по своим формам; 2) в то же время весьма однообразна по своему распределению на всем протяжении края от самых южных его пределов до самых северных.
Последнее обстоятельство в особенности резко бросается в глаза путешественнику, который, встречая уже на среднем Амуре грецкий орех, пробку и виноград, ожидает далее найти еще более южную флору. Между тем характер этой последней почти не изменяется на всем протяжении Уссурийского края и даже возле залива Посьета можно найти тот же самый хвойный лес, который растет на устье Уссури.
Правда, в Южноуссурийском крае появ ляются новые виды деревьев, кустарников и трав, которых нельзя встретить на устье Уссури, но эти виды не составляют преобла дающих типов и своим присутствием не из меняют много общий характер растительности.
Гораздо большую разницу в этой послед ней можно встретить, направляясь от бе рега Уссури на восток внутрь страны и далее на морское побережье.
Здесь с одной стороны горы, а с другой неблагоприятное влияние Японского моря 1 значительно изменяют условия кли мата, а вместе с тем изменяется самый ха рактер растительности. В лесах начинают преобладать хвойные деревья, а листвен ные, в особенности на главном кряже Сихотэ-Алиня, являются в небольшом числе и никогда не достигают здесь таких роскошных размеров, как в местностях, ближай ших к Уссурийской долине. Что же касается морского побережья, то раститель ность его вообще беднее, нежели внутри страны, заслоненной от неблагоприятного влияния Японского моря Сихотэ-Алинскими горами. По той же самой причине весной растительная жизнь развивается на побе режье гораздо позднее, нежели по западную сторону Сихотэ-Алиня, в местностях, лежащих под одинаковыми градусами широты.

1 Неблагоприятное охлаждающее влияние Япон ского моря на климат прибрежной Маньчжурии про исходит вследствие холодного течения, которое из Амурского лимана движется к югу, возле самых на ших берегов. (Примеч. автора.)

Наконец, неблагоприятным действием холодных вод Японского моря можно объ яснить то странное явление, что южные части наших зауссурийских владений по ха рактеру растительности почти не отли чаются от местностей, лежащих на устье Уссури. В самом деле, по мере того как Уссури входит в высшие широты, она все более и более удаляется от берега моря и его неблагоприятного влияния, а через то, несмотря на более северное положение, со храняет даже возле самого устья лучшие климатические условия, делающие возмож ным развитие растительности, почти не от личающейся от флоры южных частей этого края.
Сохраняя таким образом однообразие на всем протяжении страны с юга на север, растительность Уссурийского края в то же время заключает в себе большое разнооб разие видов, из которых одни свойственны Амуру, Северо-Восточной Азии, даже Камчатке и Северной Америке, а другие произ растают в более теплых странах: Японии и Китае. Из последних некоторые достигают здесь северной границы своего распростра нения, а другие, даже большая часть, пере ходят в область Амура.
Из древесных и кустарных пород лесам Уссурийского края свойственны следующие виды: липа, достигающая 80-100 футов вышины и 3-4 футов в диаметре ствола; клен, одни виды которого встречаются в ро щах луговых равнин, а другие в смешанных лесах горных скатов; пробковое дерево и грецкий орех, растущие даже на среднем Амуре и часто попадающиеся по всему Уссурийскому краю. Первое из этих де ревьев достигает 50 футов вышины, а вто рое даже до 80 футов и при толщине 2-3 фута дает отличный поделочный мате риал. Плоды здешнего грецкого ореха имеют чрезвычайно толстую скорлупу и не большое зерно, которое, впрочем, по вкусу ничем не отличается от европейского ореха того же рода 1.
Аралия маньчжурская, ствол которой, усаженный колючками, имеет до 20 футов 1 Вид орехового дерева на Дальнем Востоке и в Маньчжурии называется маньчжурским орехом. (Примеч. редактора.)

Вышины при толщине 2-3 дюйма. Это юж ное растение встречается преимущественно в Южноуссурийском крае и всего более по каменистым горным скатам.
Диморфант небольшое деревцо с паль мообразной верхушкой. Эта замечательная южная, даже подтропическая форма растет в тенистых лесных падях Уссурийского края, но везде попадается очень редко.
Ясень, достигающий 80 футов вышины при толщине иногда 3-4 фута, дает отлич ный строевой и поделочный лес.
Дуб достигает еще больших размеров, нежели ясень, хотя следует заметить, что подобные экземпляры довольно редки. Вообще же это дерево при средней величине составляет часто преобладающую породу в лесах Уссурийского и в особенности Южно уссурийского края. Однако в таких сплош ных массах оно бывает по большей части плохого качества, так как всегда имеет дупловатую сердцевину.
Ильм, или вяз, изобилует по всему краю и достигает часто громадных размеров (100 футов) вышины при толщине 3-5 и даже 6 футов, может доставить отличный корабельный лес. Другие виды этого дерева при меньшей величине имеют также прекрасную древесину, годную на всякие по делки.
Береза белая и черная составляет ино гда на большом протяжении преобладаю щие породы. Впрочем, в южных частях
Уссурийского края чаще встречается по следний, нежели первый вид. Кора белой березы в большом употреблении у ино родцев, которые после известного приготовления (выварки в горячей воде, а потом копчения в дыму) покрывают ею свои временные жилища, или юрты, обтягивают лодки, делают различную посуду и т. д.
Переходя затем к хвойным породам, сле дует сказать, что эти деревья вовсе не рас тут по долинам как самой Уссури, так равно и других рек описываемого края. Они появляются только на предгорьях, окай мляющих бока этих долин, сначала в смеси с лиственными породами, а затем, по мере удаления к главному хребту, составляют преобладающую массу лесной раститель ности.
Следующие хвойные породы можно на звать в порядке их преобладания по горным лесам Уссурийского края: кедр, ель, лиственница даурская и японская, пихта сибирская и аянская, сосна, тис, наконец древо видный можжевельник растет только в Южноуссурийском крае, и то лишь ред кими, единичными экземплярами.
Характерную черту всех здешних лесов, в особенности лиственных и смешанных, со ставляет густой подлесок различных кустарников.
Таков разнообразный состав лесов Уссу рийского края, которые всего роскошнее развиваются по горным скатам, защищен ным от ветра, и в невысоких падях, оро шаемых быстрыми ручьями. Здесь расти тельная жизнь является во всей силе, и ча сто на небольшом пространстве теснятся самые разнообразные породы деревьев и ку старников, образующих густейшие заросли, переплетенные различными вьющимися растениями.
В особенности роскошно развивается в таких местах виноград, который то стелется по земле и покрывает ее сплошным ковром зелени, то обвивает, как лианы тропиков, кустарники и деревья и свешивается с них самыми роскошными гирляндами.
Невозможно забыть впечатления, произ водимого, в особенности в первый раз, по добным лесом. Правда, он так же дик и не доступен, как и все прочие сибирские тайги, но в тех однообразие растительности, топкая, тундристая почва, устланная мхами или лишайниками, навевают на душу ка кое-то уныние; здесь, наоборот, на каждом шагу встречаешь роскошь и разнообразие, так что не знаешь, на чем остановить свое внимание. То высится перед вами громад ный ильм со своей широковетвистой верши ной, то стройный кедр, то дуб и липа с пу стыми, дуплистыми от старости стволами более сажени в обхвате, то орех и пробка с красивыми перистыми листьями, то пальмо видный диморфант, довольно, впрочем, редкий.
Как-то странно непривычному взору ви деть такое смешение форм севера и юга, которые сталкиваются здесь как в растительном, так и в животном мире.
В особенности поражает вид ели, обви той виноградом, или пробковое дерево и грецкий орех, растущие рядом с кедром или пихтой. Охотничья собака отыскивает вам медведя или соболя, но тут же рядом мож но встретить тигра, не уступающего в величине и силе обитателю джунглей Бенгалии.

И торжественное величие этих лесов не нарушается присутствием человека; разве изредка пробредет по ним зверолов или раскинет свою юрту кочевник, но тем ско рее дополнит, нежели нарушит, картину ди кой, девственной природы...
По всему правому берегу Уссури, от ее низовья до впадения Сунгачи, поселен Уссурийский пеший батальон Амурского казачьего войска. Он занимает 28 ста ниц, которые расположены в расстоянии 10-25 верст одна от другой и все выстроены по одному и тому же плану.
Они вытянуты вдоль по берегу Уссури, иногда на версту длины, и большей частью состоят из одной улицы, по которой то в одну линию, то в две, справа и слева, рас положены жилые дома.
Эти последние имеют обыкновенно одну, редко две комнаты, в которых помещается хозяин-казак со своим семейством.
Сзади дворов лежат огороды, но особых хозяйских угодий не имеется, так как ка заки держат свой скот постоянно под от крытым небом, а хлеб после сбора склады вают в скирды на полях.
В трех станицах выстроены церкви, а в более обширных живут торговцы, занимаю щиеся главным образом продажей водки казакам и покупкой соболей у китайцев.
Вообще наружный вид казацких станиц далеко не привлекателен, но еще более не завидно положение их обитателей.
Эти казаки были переселены сюда в пе риод 1858-1862 годов из Забайкалья, где они выбирались по жребию, волей или не волей должны были бросить свою родину и идти в новый, неведомый для них край. Только богатые, на долю которых выпадал жребий переселения, могли отделаться от этой ссылки, наняв вместо себя охотников, так как подобный наем был дозволен местными властями.
Разумеется, продавать себя в этом слу чае соглашались только одни бобыли, голь, которые явились нищими и в новый край.
Притом даже и те, которые были побогаче, забрали с собой достаточно скота и раз ного имущества, и те большей частью лишились всего этого от различных несчаст ных случаев в продолжение трудной и даль ней дороги.
Таким образом, казаки с первого раза стали смотреть враждебно на новый край, а на себя самих как на ссыльных.
Дальнейшее десятилетнее житье нисколь ко не переменило таких воззрений и не улуч шило их положения. Как прежде, так и теперь везде на Уссури слышны горькие жа лобы на разные невзгоды и тоскливое вос поминание о прежних покинутых местах.
"Какое тут житье, обыкновенно гово рят казаки, зимой есть нечего, с голоду умирай, а летом от гнусу" ни самому, ни скотине деться некуда. Вот в Забайкалье было хорошо; не один раз вспомнишь про тамошнее житье". "У меня, добавлял иной, там водилось голов пятьдесят рога того скота, а здесь только две коровенки, да и за них слава богу! У других того даже нет".
"Теперь возьмем про хлеб. С весны все гда он растет хорошо: высокий, густой, про сто сердце радуется. Глядишь, летом или водой зальет, или дождем сгноит, червяк поест, и не соберешь ты почти ничего за все свои труды".
"Или, например, купить что-нибудь, тут отдай в два, в три раза дороже, да и то еще такого товара не возьмешь, как в Забайкалье. Здешние купцы рады содрать с тебя последнюю шкуру. Вот я, лонись, дабы кусок купила, четыре рубля отдала, а что? Там всего 16 аршин разве две юбки выйдет да старику выгадаю на рубашонку добавляла со своей стороны хозяйка, вздыхая при этом и приговаривая, при шлось на старости лет горе мыкать и нужду во всем терпеть".
"Теперь возьмем про всякое хозяйское снадобье, продолжала словоохотливая баба. Бывало, за Байкалом всего было вдоволь: масла целую кадку за лето наго тавливала, говядины тоже вволю, ягоды всякие... А здесь что? В светлый праздник не видишь того, что прежде имелось ка ждый будний день. Пропади она совсем, эта Уссури! Так бы всё и бросили пешком бы пошли назад в Забайкалье".

1 Общим названием "гнус" казаки называют комаров, мошек и оводов, которые появляются летом из Уссури в несметном количестве и действительно невыносимо мучат как животных, так и человека. (Примеч. автора.)

Николай Михайлович Пржевальский родился 31 марта (12 апреля) 1839 г. в семье мелкого помещика Смоленской губернии, в деревне Кимборово. Предком Пржевальского по отцовской линии был отважный запорожский казак. Дед по матери - безземельный крепостной крестьянин. Во время военной службы благодаря своим способностям он выслужил чин и приобрел не только вольность, но и дворянское сословие. Выходя в отставку, купил имение Кимборово, в котором и родился будущий знаменитый путешественник. Отец, офицер-инвалид, умер, когда Н. М. Пржевальскому было семь лет, а его брату - шесть. Семья жила в поместье, средств от которого едва хватило на воспитание двух детей. "Рос я в деревне дикарем, - рассказывал Н. М. Пржевальский. - Воспитание было самое спартанское". Смоленские леса были первой школой любознательного мальчика. С детских лет полюбил он природу. Сперва с игрушечным ружьем, стрелявшим желудями, потом с луком, а с 12 лет и с настоящим охотничьим ружьем любил он ходить по глухим смоленским лесам.

Сказки няни будили интерес у мальчика к таинственному, неизвестному миру. С 8 лет Н. Пржевальский познал грамоту и с жадностью читал все, что ему попадалось. Иногда случайно попадали ему в руки разрозненные номера "Отечественных записок", "Современника" и других изданий.

С 10 лет Н. Пржевальский был отдан учиться в Смоленскую гимназию. Вскоре он стал первым преуспевающим ее учеником. Но гимназия дала ему мало знаний. Позднее он вспоминал: "Хотя я и отлично кончил курс в Смоленской гимназии, но, скажу, поистине, слишком мало вынес оттуда. Значительное число предметов и дурной метод преподавания делали решительно невозможным, даже и при сильном желании, изучить что-либо положительно. Подбор учителей, за немногими исключениями, был невозможный; они пьяные приходили в класс, бранились с учениками, позволяли таскать их за волосы. Из педагогов особенно выделялся в этом отношении один учитель. В его классе постоянно человек пятнадцать было на коленях" (Н. М. Пржевальский. Из автобиографии. Архив Всесоюзного Географического общества СССР ).

После окончания гимназии Н. М. Пржевальский под впечатлением героических подвигов защитников Севастополя решил поступить на военную службу. Он был направлен в Рязанский пехотный полк. Попав в армейскую обстановку тех лет, Николай Михайлович пережил горькое разочарование. "Большая часть из них негодяи, пьяницы, картежники", - писал он матери о юнкерах, с которыми служил.

24 ноября 1856 г. Пржевальский был произведен в прапорщики и направлен в Полоцкий пехотный полк, стоявший в г. Белом Смоленской губернии.

Единственным утешением для Пржевальского было изучение природы. Во время службы он собрал гербарий тех растений, которые росли в местностях, где стоял полк. Много времени он отдавал походам по лесам и болотам. Это и навело его на мысль о путешествии. Он неоднократно говорил: "Я должен непременно отправиться путешествовать". С этой целью Николай Михайлович начинает тщательно изучать труды известных ученых по ботанике, зоологии, географии. Это было начало расцвета русского естествознания, время И. М. Сеченова, В. О. Ковалевского, П. М. Мечникова, К. А. Тимирязева, стоявших на позициях материализма и эволюционного учения.

Мысленно вернувшись к прожитым годам, он понял, что они (особенно годы службы в армии) очень мало дали ему знаний для достижения поставленной цели. Впоследствии он писал, что, прослужив пять лет в армии, протаскавшись в караулы и по всевозможным гауптвахтам и на стрельбу со взводом, наконец ясно осознал необходимость изменить подобный образ жизни и избрать более обширное поприще деятельности, где бы можно было тратить труд и время для разумной цели.

Н. М. Пржевальский подает начальству прошение о переводе его на Амур. Ответ был получен весьма своеобразный - арест на трое суток.

Тогда Н. М Пржевальский решает поступить учиться в Академию генерального штаба, чтобы по окончании добиться назначения в Восточную Сибирь. Прекрасная память, целеустремленность подготовки, которая занимала в сутки иногда по 16 часов, позволила ему блестяще выдержать вступительные экзамены. Он был зачислен в число слушателей Академии генерального штаба в Петербурге.

В стенах академии Н. М. Пржевальский пишет свое первое литературное произведение "Воспоминание охотника", которое было опубликовано в журнале "Охота и коневодство".

Вскоре Н. М. Пржевальский почувствовал, что военные науки его мало интересуют, но зато история, естествознание, география увлекают все более и более. При переходе на второй курс академии он взял темой своего сочинения Амурский край. При написании сочинения использовал работы известных исследователей Приамурья Р. К. Маака, К. И. Максимовича и др. Для сравнения привлекал труды по общей географии. В заключение высказал интересные мысли о географическом положении края и его особенностях.

Известный в то время экономист, статистик к публицист академик В. П. Безобразов представил сочинение Пржевальского "Военно-статистическое обозрение Приморского края" в Русское географическое общество. 5(17) февраля 1864 г. Н. М. Пржевальский был избран действительным членом этого общества.

После окончания академии Н. М. Пржевальского назначили адъютантом командира Полоцкого пехотного полка. В конце 1864 г. его перевели преподавателем географии в Варшавское юнкерское училище. Здесь Н. М. Пржевальский познакомился с известным орнитологом В. К. Тачановским, который научил Николая Михайловича прекрасно препарировать птиц, набивать чучела. Для юнкеров Н. М. Пржевальский написал хороший "Учебник всеобщей географии", который долгое время служил руководством для учебных заведений России и многих зарубежных стран.

Н. М. Пржевальский вновь подает рапорт о переводе в Сибирь. Ожидая ответа, тщательно подготавливается к будущим путешествиям. Наконец положительный ответ был получен. В конце января 1867 г. на пути в Сибирь Н. М. Пржевальский заехал в Петербург и обратился к Географическому обществу с просьбой организовать путешествие в Среднюю Азию, но получил отказ. П. П. Семенов-Тян-Шанский, в то время председатель Отделения физической географии, так объяснил причину этой первой неудачи: "Н. М. Пржевальский был в научном мире еще мало известной величиной и дать пособие ему на его предприятие, а тем более организовать под его руководством целую экспедицию Совет общества не решился. В качестве председательствующего в Отделении и в глубокой уверенности, что из талантливого молодого человека может выйти замечательный путешественник, я, однако же, старался одобрить Н. М. и теплым участием, и рекомендательными письмами... При этом я обещал Н. М., что если он на собственные средства сделает какие бы то ни было интересные поездки и исследования в Уссурийском крае, которыми докажет свою способность к путешествиям и географическим исследованиям, то, по возвращении из Сибири, он может надеяться на организацию со стороны Общества под его руководством более серьезной экспедиции в Среднюю Азию" (П. П. Семенов-Тян-Шанский. Речь, произнесенная на чрезвычайном собрании Русского географического общества 9 ноября 1888 года. Сборник "Памяти Николая Михайловича Пржевальского". СПб., 1890, стр. 17 ).

С собой на Дальний Восток Н. М. Пржевальский взял большое количество книг, рекомендательные письма к председателю Сибирского отдела Русского географического общества генералу Б. К. Кукелю, смещенному незадолго до этого с поста губернатора Забайкальской области. В мае 1867 г. Пржевальский был командирован в первое путешествие на р. Уссури. Своим помощником он выбрал топографа штаба шестнадцатилетнего Ягунова, сына бедной ссыльной поселянки, которого он обучал снимать и препарировать шкурки животных, сушить растения и выполнять другие обязанности путешественника. Н. М. Пржевальский 23 мая 1867 г. писал своему другу Фатееву: "Через три дня я еду на Амур, оттуда на р. Уссури, оз. Ханка и на берега Великого океана, к границам Кореи...

Да! На меня выпала завидная доля и трудная обязанность - исследовать местности, в большей части которых еще не ступала нога образованного европейца".

26 мая 1867 г. путешественники из Иркутска отправились через Забайкалье на Амур. По поручению штаба войск Н. М. Пржевальский должен был исследовать пути, ведущие к границам Маньчжурии и Кореи, собрать сведения о живущих по р. Уссури аборигенах.

Кроме того, он поставил перед собой задачу обследовать строение земной поверхности Уссурийского края, изучить его климат, растительный и животный мир, ознакомиться с бытом и промыслами населения.

Путь до Благовещенска занял около 2 месяцев.

На Хабаровской пристани Н. М. Пржевальский купил лодку и в каждой казачьей станице брал посменно гребцов. Сам же вместе с Ягуновым шел по берегу реки, собирал растения, стрелял птиц. Все необходимые замечания путешественник заносил в путевой дневник. Трудолюбие офицера-"барина" удивляло казаков. Однажды старик казак, видя, что Николай Михайлович долго не спит и сушит растения, вздохнул и с участием сказал:

"Ох, служба, служба царская, много она делает заботы и господам!"

Путь от Хабаровска до пос. Буссе Н. М. Пржевальский прошел за 23 дня.

С первыми лучами солнца экспедиция продолжала свое плавание по р. Уссури. Опытный взгляд Н. М. Пржевальского подмечал все новое, что встречалось на пути. Особенно поразила его дальневосточная природа.

В поездках по просторам Уссурийского края Н. М. Пржевальский познакомился с аборигенами этого края - гольдами, орочами, тазами. Он посещал их стойбища, наблюдал рыбную ловлю с помощью остроги, охоту на диких коз во время их переправы через реки.

Определенный интерес у Николая Михайловича вызывали памятники старины на территории Приморья. В своих дневниках он тщательно отмечал все места, где им были сделаны археологические находки. Некоторые материалы он использовал потом в своей книге, Н. М. Пржевальский описал древнее городище у селения Никольское (ныне г. Уссурийск) и высказал предположение, что будущие археологические раскопки "прольют большой свет на этот предмет и разъяснят нам темную историю этой страны, которая долго была местом кровавых столкновении..." (Н. Пржевальский. Путешествие в Уссурийском крае 1867- 1869 гг. M., 1937, стр. 67 ).

Большое впечатление на Николая Михайловича произвели водные просторы оз. Ханка и первые русские поселения на его берегах. Крестьяне ехали с убеждением освоить эти земли, они говорили: "А даст бог пообживемся, поправимся, всего будет вдоволь, так мы и здесь Россию сделаем!".

Весь август Н. М. Пржевальский провел на берегах Ханки - он собирал растения, охотился на птиц и животных, вел три раза в день метеорологические наблюдения. В начале сентября отряд двинулся дальше на юг и к побережью Японского моря. Около месяца провел Пржевальский на берегах залива Посьета. Здесь он встречал корейцев, бежавших от жестокого гнета феодалов и голода и нашедших убежище в соседней России. Он хотел познакомиться с бытом и нравами этой народности у нее на родине. С этой целью отправился в пограничный корейский городок Кыген-Пу. Вместе с ним были три гребца и переводчик. Его сразу же окружили корейцы, которые с любопытством рассматривали русских. Подошедшие полицейские приказали Н. М. Пржевальскому вернуться обратно в Россию. Но Николай Михайлович попросил встречи с начальником городка. От него исследователь пытался узнать некоторые географические сведения о Корее, но не получил ответа. Видя бесполезность дальнейших разговоров, Н. М. Пржевальский покинул территорию корейского государства и вернулся обратно в Новгородский пост на берегу залива Посьета.

После этого он решил посетить глубинные районы Уссурийского края. Вместе с Ягуновым и двумя солдатами Николай Михайлович отправился в путь, по которому до него никто из европейцев не проходил. Начались морозы. Ночевали часто прямо на снегу. Чтобы сделать записи в дневнике, приходилось на огне разогревать чернила. Новый год отряд встречал в тайге, среди глубоких снегов. В своем дневнике Н. М. Пржевальский писал: "Во многих местах вспомнят обо мне сегодня в Европе и, вероятно, ни одно гаданье, самое верное, не скажет, где я теперь нахожусь. Этих мест, куда я забрался, пожалуй, не знает и сам дьявол".

7 января 1868 г. экспедиция завершила зимний переход по берегу Японского моря, по р. Тадуши (Зеркальная), пересекла хребет Сихотэ-Алинь и по рекам Лифудзину (Рудная), Даубихе (Арсеньевка) вышла на р. Уссури в районе станицы Буссе. Ею был пройден по вьючной тропе зимний путь расстоянием в 1100 километров.

8 середине февраля Николай Михайлович отправился на оз. Ханка, на котором провел весну и наблюдал массовый перелет птиц, любовные пляски японских журавлей, цветение лотоса.

Но плодотворные исследования Н. М. Пржевальского были прерваны нападением вооруженной банды хунхузов на южное Приморье. Хунхузы убивали беззащитных жителей, сожгли три русские деревни, два поста. Н. М. Пржевальский принял активное участие в разгроме этой банды, за что был представлен к производству в капитаны и назначен старшим адъютантом штаба войск Приморской области в г. Николаевске-на-Амуре. И он опять пишет: "Водка и карты, карты и водка - вот девиз здешнего общества". В свободное от службы время Н. М. Пржевальский обрабатывал собранные экспедицией материалы. Он написал статью о народностях Приморья, которая была опубликована в "Известиях Сибирского отдела Русского географического общества". Наконец в феврале 1869 г. Николай Михайлович получил разрешение вернуться к своим исследованиям. Весну этого года он вновь провел на оз. Ханка. Летом занимался изучением долин рек, впадающих в озеро. Эго было одновременно расставанием с Уссурийским краем. "Прощай, весь Уссурийский край! - писал Николай Михайлович. - Быть может, мне не увидеть уже более твоих бесконечных лесов, величественных вод, но с твоим именем для меня навсегда будут соединены воспоминания о счастливых днях страннической жизни".

Два года странствий были своеобразным "экзаменом на путешественника". Н. М. Пржевальский его блестяще выдержал. Он впервые изучил и описал западное и южное побережье оз. Ханка, и оно приобрело на карте истинное очертание. Дважды пересек хребет Сихотэ-Алинь. Часть пути Николай Михайлович нанес на карту.

В Петербурге Н. М. Пржевальский был встречен как исследователь, внесший немалый вклад в изучение природы, жизни и быта населения Уссурийского края. Его лекции обычно заканчивались взрывом рукоплесканий. За статью о народонаселении Приморья Географическое общество присудило ему Малую серебряную медаль.

Н. М. Пржевальский продолжал работать над книгой "Путешествие в Уссурийской тайге", которая в начале августа 1870 г. вышла в свет и принесла ему известность. Кроме того, он пишет статьи в журналы по различным вопросам.

Николай Михайлович был первым всесторонним исследователем края. В своей книге он вскрыл пороки переселенческой политики царского правительства, бюрократическое отношение царской администрации на Дальнем Востоке к переселенцам, хищнический характер эксплуатации природных богатств Приморья китайскими отходниками. Этот труд, написанный хорошим литературным языком, расширил знания читателей и многих ученых о Дальнем Востоке.

В 1870 г. при содействии Русского географического общества Н. М. Пржевальский направляется в путешествие по Центральной Азии.

17(29) ноября экспедиция на верблюдах отправилась из г. Кяхты. Его помощником был подпоручик М. А. Пыльцой. Путешественники большую часть пути шли пешком. Путь лежал через г. Ургу (ныне Улан-Батор), необозримую пустыню Гоби, Пекин. Оттуда через Ордос, Алашань, Гоби и горы Наньшаня Н. М. Пржевальский вышел в верховья рек Хуанхэ и Янцзы, а потом к Тибету. Затем пересек Гоби, центральную Монголию и вернулся в Кяхту. Экспедиция продолжалась почти три года, было пройдено 12 тысяч километров. Впоследствии Н. М. Пржевальский писал о своих товарищах - М. А. Пыльцове, казаке Панфиле Чебаеве и буряте Дондока Иринчинове: "В страшной дали от родины... мы жили родными братьями, вместе делили труды и опасности, горе и радость. И до гроба сохраню благодарное воспоминание о своих спутниках, которые безграничной отвагой и преданностью делу обусловили как нельзя более весь успех экспедиции" (Н. М. Пржевальский. Монголия и страна тангутов М, 1946, стр. 178 ). Не хватало денег, продовольствия и особенно воды при переходе через пустыни. В пути заболел тифом Пыльцов, но экспедиция продолжала путь. Встречая новый, 1373 г., Н. М. Пржевальский писал: "Лишения страшные, но их необходимо переносить во имя великой цели экспедиции. Да хватит ли нам сил и воли окончить вполне это славнее дело - вот лучшее пожелание, которое мы приносим себе на новый год" (Николай Михайлович Пржевальский. Биографический очерк. Составил Н. Ф. Дубровин. СПб., 1890, стр. 167 ). Силы и умения хватило у всех путешественников. В результате этой экспедиции около 6 тысяч километров было заснято на карту, измерены высоты перевалов, установлены местоположения селений. В результате были внесены большие изменения в карту Центральной Азии - нанесены 23 хребта, 7 крупных озер, 17 небольших озер. Кроме того, были собраны богатейшие коллекции птиц, млекопитающих, 11 видов рыб, более 3000 экземпляров насекомых, около 4000 экземпляров растений и небольшая коллекция образцов горных пород.

Особо следует подчеркнуть самое дружественное отношение Н. М. Пржевальского к местному населению. Не крестом и пулей пролагал себе путь путешественник, а внимательным отношением, помощью лекарствами завоевал сердца людей. За удачное излечение больных малярией дунгане прозвали Н. М. Пржевальского великим доктором.

Н. М. Пржевальский писал: "И я уверен, что пройдет немного лет, как предание о нашем путешествии в этих странах превратится в легенду, изукрашенную различными вымыслами фантазии" (Н. М. Пржевальский. Монология и страна тангутов. М., 1946, стр. 244 ).

За первое блестящее исследование Центральной Азии Русское географическое общество наградило Н. М. Пржевальского большой золотой медалью. Берлинское географическое общество избрало его членом-корреспондентом, Международный географический конгресс в Париже прислал ему Почетную грамоту, Парижское географическое общество - золотую медаль, французское Министерство народного просвещения - медаль "Пальма Академии". Итоги своих путешествий он изложил в книге "Монголия и страна тангутов". Первый том ее посвящен описанию путешествия, второй содержал материалы по зоологии. Вскоре после выхода книга привлекла внимание географов и этнографов своими материалами и открытиями, яркими картинами особенностей жизни и быта, хозяйства и общественной организации многих народов Центральной Азии - монголов, тангутов, дунган и др. Книга была переведена на многие языки мира.

Тем временем Н. М. Пржевальский готовился к своему следующему путешествию. 12(24) августа 1876 г. он с девятью спутниками отправился во второе путешествие по Центральной Азии - Лобнорское (1876-1877 гг.). Путь проходил от Кульджи вверх по берегам рек Или, Тарим и к загадочному оз. Лобнор. В пути был открыт и обследован горный хребет, называемый местным населением Алтынтаг. Пржевальский определил, что он тянется на 500 километров и представляет собой передний уступ Тибетского нагорья. Н. М. Пржевальский выдвинул гипотезу образования оз. Лобнор и причин обмеления р. Тарим. Он пришел к выводу, что оз. Лобнор - результат стока р. Тарим.

Лобнорская экспедиция была очень трудной. Пошатнулось здоровье Пржевальского. У него болело горло, правый бок, начался зуд кожи.

Дальше экспедиция должна была направиться в Тибет в Лхасу. Но продолжать путь из-за отсутствия воды было невозможно. Кроме того, мешали осложнения в русско-китайских отношениях. Было принято решение изменить маршрут и вернуться в Кульджу. Экспедиция проделала большую работу: было определено местоположение семи географических пунктов, измерена высота перевала, заснято глазомерной съемкой 1300 километров пути, собран богатый гербарий, ценнейшие коллекции птиц, зверей и в том числе шкуры четырех диких верблюдов, известных только по сообщениям Марко Поло. Большую важность представляли сведения о населении этого района.

Итоги своего второго Центрально-азиатского путешествия Пржевальский изложил в книге "От Кульджи за Тянь-Шань и на Лобнор". Краткий отчет, опубликованный им до этого в "Известиях Русского географического общества", был переведен на немецкий и английский языки. Берлинское географическое общество наградило Н. М. Пржевальского Большой золотой медалью имени Александра Гумбольдта, а Лондонское географическое общество в 1879 г. - Королевской медалью. Он был избран почетным членом Российской академии наук и Ботанического сада. Это означало мировое признание Пржевальского как крупнейшего путешественника и ученого.

Вернувшись из экспедиции, Николай Михайлович сразу же начал подготовку к новому путешествию в Тибет.

21 марта 1879 г. из Зайсанского поста он вновь отправился с отрядом из 13 человек. В цепочке каравана двигались 35 верблюдов. Путь лежал к заветной цели - Тибету. Экспедиция шла по степям и пустыням Джунгарии. Изучая флору и фауну, она обнаружила дикую лошадь, названную впоследствии лошадью Пржевальского. Дальше путь проходил через горный хребет Наньшань. В западной части его были открыты два высоких снеговых хребта, которые получили название хребтов Гумбольдта и Риттера.

Трудности похода усугублялись тем, что китайские чиновники отказывали путешественникам в продаже продовольствия, не давали проводников. Но вскоре экспедиция вышла на большую тибетскую дорогу, ведущую в Лхасу.

По пути был открыт еще один неизвестный хребет, названный именем Марко Поло, итальянского путешественника. По обледенелой тропинке поднялись на перевал хребта Тангла. 7(19) ноября 1879 г. отряд внезапно подвергся нападению кочевого северо-тибетского племени аграи, которое обычно грабило караваны, идущие в Лхасу. Это и последующие нападения были отбиты. Казалось, теперь путь в сердце Тибета был открыт. Но в 250 километрах от столицы экспедицию встретили посланцы далай-ламы, которые передали письменный приказ, запрещающий Н. М. Пржевальскому посетить Лхасу, так как он принадлежал к другой вере.

"Итак, - с горечью писал Н. М. Пржевальский, - нам не удалось дойти до Лхасы: людское невежество и варварство поставили тому непреодолимые преграды! Невыносимо тяжело было мириться с подобною мыслью и именно в то время, когда все трудности далекого пути были счастливо поборены, а вероятность достижения цели превратилась уже в уверенность успеха".

Караван снова пошел в обратном направлении. Но теперь верблюды и лошади были истощены и измучены переходом, люди устали. Из 35 верблюдов завершили переход только 13. 31 января (12 февраля) 1880 г. экспедиция вернулась в Дзун.

После короткого отдыха Н. М. Пржевальский направился к р. Хуанхэ и изучал ее в течение 3 месяцев. Отсюда он пошел к оз. Кукунор, установил, что в него впадает 25 рек, нанес очертания озера и его размеры на карту. Затем отряд вернулся через пустыню Алашань и Гоби в г. Кяхту. В общей сложности было пройдено 7200 километров, определены очертания горных систем Наньшань и Куньлунь, определены местоположения 23 географических пунктов, открыты 5 небольших озер в области Цайдама и Сыртыма. Н. М. Пржевальский открыл новые виды растений и животных, собрал большие коллекции. Открыта была также дорога в Лхасу.

Итоги своего третьего путешествия в Центральную Азию Н. М. Пржевальский изложил в книге "Из Зайсана через Хами в Тибет". Она была переведена на многие западноевропейские языки.

Страна торжественно встречала членов экспедиции. Русское географическое общество избрало Н. М. Пржевальского почетным членом, Московский университет - почетным доктором зоологии, города Смоленск и Петербург - почетным гражданином. В почетные члены он был избран также Венским, Итальянским, Дрезденским и многими другими географическими обществами мира.

Но неизвестные земли опять влекли к себе Пржевальского и его спутников. 21 октября (2 ноября) 1883 г. из Кяхты экспедиция отправилась в четвертое путешествие по Центральной Азии. Ее целью являлся неведомый Тибет. Путь пролегал через монгольские степи, пустыню Гоби, Алашаня, Северо-Тэтунгский хребет. Вновь, несмотря на препятствия китайских чиновников, Н. М. Пржевальский достиг истоков р. Хуанхэ, которые нанес на карту. Здесь были открыты два озера: Джариннур и Ориннур, через которые проходит р. Хуанхэ.

Затем экспедиция приступила к изучению хребта Куньлунь. Пржевальский открыл новые горные хребты, озера. Путь лежал к оз. Лобнор, но его преграждал хребет Алтынтаг. Начались длительные двенадцатидневные поиски прохода через хребет. И он был обнаружен. Жители Лоб-нора тепло встретили экспедицию Пржевальского. Здесь экспедиция изучала жизнь и быт населения, растительный и животный мир.

Отсюда экспедиция повернула на юго-запад и открыла неизвестный хребет, который назвала Русским хребтом. За ним был открыт и назван Кэрийский хребет. Путь лежал через пустыню Такла-Макан к горам Тянь-Шаня. В 1885 г. работа была закончена на горном перевале Бедель. Эта экспедиция продолжалась более двух лет, было пройдено 8 тысяч километров пути. 29 октября (10 ноября) 1885 г. Н. М. Пржевальский издал последний по экспедиции приказ. В нем говорилось: "Мы выполнили свою задачу до конца - прошли и исследовали те местности Центральной Азии, в большей части которых еще не ступала нога европейца. Честь и слава вам, товарищи! О ваших подвигах я поведаю всему свету. Теперь же обнимаю каждого из вас и благодарю за службу верную - от имени науки, которой мы служим, и от имени Родины, которую мы прославили" (Николай Михайлович Пржевальский. Биографический очерк. Со. ставил Н. Ф. Дубровин. СПб., 1890, стр. 447 ).

Материалы четвертого путешествия по Центральной Азии имели большое значение: были изучены хребты Куньлуня, уточнены очертания хребта Алтынтага, ученые различных отраслей науки получили материалы об этой малодоступной части Азии. По решению Академии наук в честь Пржевальского была выбита золотая медаль с надписью: "Первому исследователю природы Центральной Азии".

К этому времени Николай Михайлович был награжден 8 золотыми медалями, являлся почетным членом 24 научных учреждений. После экспедиции Н. М. Пржевальского одно за другим исчезали белые пятна на карте Центральной Азии.

Итоги своего четвертого путешествия Николай Михайлович изложил в книге "От Кяхты на истоке Желтой реки, исследование северной окраины Тибета и путь через Лобнор по бассейну Тарима", которая вышла из печати летом 1888 г.

А путешественник к этому времени заканчивал подготовку к пятому путешествию в Центральную Азию. Были подобраны участники экспедиции, закончена экипировка, получены необходимые документы. Основной целью пятой экспедиции должна была явиться Лхаса. Пропуск на посещение уже был получен.

В октябре 1888 г. все участники экспедиции собрались в г. Каракол. Здесь были участники неоднократных походов Пржевальского В. И. Роборовский, П. К. Козлов и др.

Но экспедиции не суждено было состояться. За несколько дней до ее начала во время охоты Пржевальский напился болотной воды и заболел тифом. 20 октября 1888 г. великого путешественника, ученого и патриота не стало. Он умер на руках своих товарищей.

Перед смертью Николай Михайлович завещал завершить начатые им исследования и просил: "Похороните меня на берегу Иссык-Куля. Надпись сделайте простую - "Путешественник Пржевальский". Полежите в гроб в моей экспедиционной одежде". Завещание было выполнено.

Гроб везли на лафете полевого орудия. Провожавшие шли пешком. На перекрестках всадники-киргизы ждали с обнаженными головами. У могилы выстроились войска. На берегу оз. Иссык-Куль гроб с телом покойного был опущен в могилу. Над ней водрузили высокий черный крест с небольшой доской, на которой Роборовский, по завещанию Пржевальского, сделал простую надпись.

В 1894 г. здесь был торжественно открыт монументальный памятник благодарной России. На гранитной скале, распластав трехметровые крылья, сидит бронзовый орел - символ мирных устремлений науки. В его клюве оливковая ветвь - благодарность за труды. В верхней части скалы выбит крест, под которым имеется скупая надпись: "Николай Михайлович Пржевальский. Первый исследователь природы Центральной Азии. Род. 31 марта 1839 г., ск. 20 октября 1888 г." В центре лицевой части воспроизведена большая бронзовая медаль Академии наук с барельефом путешественника.

Н. М. Пржевальский не был первым путешественником по Уссурийскому краю, но он по праву может считаться первым исследователем, давшим всестороннее описание этого края (Предисловие - Н. М Пржевальский. Путешествие в Уссурийском крае 1867-1869 гг. Географгиз, 1947 ).

Первым русским путешественником, поднявшимся в 1855 г. вверх по Уссури на 130 километров (до устья р. Хора), был К. И. Максимович.

Первое обстоятельное географическое исследование р. Уссури произвел М. И. Венюков в 1858 г. Поднявшись вверх по Уссури до устья р. Сунгачи, Венюков оставил в стороне бассейн оз. Ханка и направился далее вверх по Уссури, затем по р. Лифудзин (Рудная) и ее притокам к гавани Владимира. Но обстоятельства не позволили Венюкову дойти до гавани, находящейся от него только в 35 км; он вынужден был вернуться. Путешествие Венюкова, продолжавшееся два месяца, описано им в статье "Обозрение реки Уссури".

В 1859 г., по поручению Сибирского отдела Географического общества, долину Уссури исследовали ботаник Р. К. Маак и этнограф Брылкин. Они поднялись вверх по Уссури, далее по р. Сунгаче к посту на оз. Ханка, который и был конечным пунктом экспедиции. Путешествие Маака и Брылкина продолжалось четыре месяца.

В 1860 г. К. И. Максимович снова командируется Ботаническим садом в Уссурийский край. На этот раз он поднялся по Уссури до р. Фудзин (Павловка), а затем перевалил через хребет, вышел к заливу Владимира, откуда на пароходе отправился в Посьет.

Геолог и ботаник Ф. Б. Шмидт, занимаясь изучением долины Амура и острова Сахалин, посетил в 1861 г. Уссурийский край; он пересек его с юга на север от Владивостока до Хабаровска (вверх по Суйфуну (Раздольная) к оз. Ханка и далее вниз по Сунгаче к Уссури). Путешествие Шмидта в пределах Уссурийского края продолжалось около четырех месяцев.

В 1859-1863 гг. в Уссурийском крае путешествовал капитан корпуса лесничих А. Ф. Будищев, давший в результате путешествия описание лесов Приморской области, напечатанное в 1867 г. в "Записках Сибирского отдела Географического общества".

В 1863-1864 гг. Уссурийский край посетил горный инженер И. А. Лопатин, изучивший месторождения каменного угля на р. Суйфуне. В это же время горный инженер Аносов посетил Сихотэ-Алинь и оз. Ханка. Из предшественников Пржевальского, изучавших с той или иной точки зрения Уссурийский край, достойны упоминания также натуралист Г. И. Радде, занимавшийся изучением млекопитающих и птиц Дальнего Востока, и штабс-капитан Г. П. Гельмерсен, пополнивший своими съемками картографические материалы по Уссурийскому краю и собравший ценные географические сведения.

Пржевальский охватил своими маршрутами не только районы, посещенные названными путешественниками, но и места, в которых ни один исследователь до него не бывал.

Оз. Ханка до Пржевальского посетили Маак, Шмидт и Будищев, но все они исследовали только северное побережье, Пржевальский же изучил, кроме того, западную и южную стороны озера, сделал промер глубин Сиянхе (Комиссаровка), Лефу (Илистая) и Мо (Мягулевка) - рек, впадающих в Ханку, и описал характер их долин. В результате исследования Пржевальского оз. Ханка получило новое, более округленное очертание. Он подробно описал характер берегов озера и отметил, что южный и восточный берега состоят из сплошных болот, являющихся продолжением Сунгачских низменностей. Пржевальский первый обнаружил и описал древние берега озера, сохранившиеся в виде параллельных друг другу валов. По его предположению, в прошлом оз. Ханка имело большие размеры. Большая и Малая Ханка, соединенные небольшой протокой, некогда являлись одним бассейном.

От южной оконечности оз. Ханка до залива Посьета Пржевальский прошел по новому маршруту, а путь от залива Посьета до устья р. Тадуши (Зеркальная), вдоль побережья Тихого океана, был пройден не морем, как это сделали его предшественники, а сушей, по труднопроходимым лесным тропам. Пржевальский два раза пересек хребет Сихотэ-Алинь, главный кряж которого "не посещался даже и нашими зверопромышленниками", и забрался в такие места, каких, по его выражению, "не знает и сам дьявол". Н. М. Пржевальский произвел съемку от бухты Находки до р. Тадуши (Зеркальная), нанес на карту восточный склон хребта Сихотэ-Алинь.

Путешествие Пржевальского по Уссурийскому краю отличалось от совершенных до него экспедиций не только направлением маршрутов, но и характером исследований.

Н. М. Пржевальский первый дал широкое географическое описание Уссурийского края, его природы, растительного и животного мира, климата, а также быта и занятий местных жителей и пришедших сюда поселенцев.

Укажем некоторые результаты исследований Пржевальского, особенно ценные для географии.

Уже в первые дни пребывания на Уссури Пржевальский отметил характерную особенность природы края - сочетание южных и полярных форм растительного и животного мира...

Большой интерес для науки составили коллекции животных и растений, собранные Пржевальским в Уссурийском крае.

Пржевальский выработал оригинальный способ собирания и приготовления коллекций. Он не стеснялся брать растения больших размеров в противоположность большинству исследователей, выбиравших для удобства только мелкие экземпляры. Собранные растения высушивались обычно во время привалов; сушка производилась на солнце. Благодаря быстрому высыханию у растений сохранялась свежесть красок. Высушенные образцы помещались во весь рост в бумагу большого формата. К коллекции имелся реестр, где записывались место и время нахождения данного вида, а также сведения о почве и распространении. Будучи хорошо знаком с растительностью Европейской России, он собирал преимущественно местные сибирские виды. Из европейских видов - только редко встречающиеся в Европе.

Он как страстный охотник обратил особое внимание на изучение птиц, собрал на Уссури и оз. Ханка "единственную в своем роде коллекцию, настолько полно представлявшую орнитологическую фауну этой интересной окраины нашего отечества, что последующие многократные

изыскания доктора Бенедикта Ивановича Дыбовского лишь немного изменили и дополнили полученные Н. М. Пржевальским результаты" (Из речи академика А. А. Штрауха. См. "Памяти Н. М. Пржевальского". Изд. ИРГО, СПб, 1889 ). Изучению "птичьего мира" оз. Ханка Пржевальский посвятил две весны, наблюдая за жизнью и перелетом пернатых, и составил список 76 видов птиц, перелетающих на север. Всего же в Уссурийском крае он насчитал 224 вида. Пржевальский нашел 36 видов птиц, новых для Уссури, некоторые из них были неизвестны науке.

Каждое чучело птицы или шкура млекопитающего были снабжены этикетками, на которых обозначалось название данного вида, его размеры, время и место добычи; для птиц, кроме того, отмечались цвет глаз, клюва и ног, общая длина и размах крыльев.

За два года пребывания Пржевальского в Уссурийском крае им была собрана коллекция из 310 чучел птиц, около 300 видов растений (в количестве 2 тысяч экземпляров), 10 шкур млекопитающих, 42 вида яиц птиц (в количестве 550 штук), 83 вида семян различных растений. Вывезенные из Сибири коллекции обогатили географическую науку.

На Уссури Пржевальский встретил новое млекопитающее - черного зайца и новое растение - диморфант.

Многое было сделано Пржевальским и для изучения климата Уссурийского края.

В течение 15 месяцев Пржевальский производил ежедневно метеорологические наблюдения. Методика этих наблюдений, разработанная во время путешествия по Уссури, применялась им впоследствии в центрально-азиатских экспедициях без каких-либо особенных изменений. Со 2 июля по 25 октября 1867 г. наблюдения производились приблизительно в 6 часов утра, в полдень и в 6 часов вечера (время определялось по компасу). Метеорологический журнал имел следующие графы: дату, название местности, часы дня, в которые производились наблюдения, температуру воздуха, состояние атмосферы (облачность, осадки и т. д.), направление ветра и примечания, куда записывались туманы, грозы, удары грома, снеговой покров, морозы и другие явления природы.

Сравнивая здешний климат с климатом соответствующих по широте местностей Европы, Пржевальский отмечает суровый характер уссурийского климата. Он сопоставляет среднегодовую температуру на Уссури с таковой в Петрозаводске, Вологде и Казани, лежащих на 10-15° севернее, и указывает, что даже Архангельск, лежащий значительно севернее Уссури, имеет более высокую среднюю температуру зимы. Отмечает сильные и постоянные холода в первые весенние месяцы. Летний климат, по его описанию, представляет смесь континентального и морского, с частыми туманами, особенно на восточном склоне Сихотэ-Алиня.

Изучая климат Уссурийского края, Пржевальский приходит к выводу, что страна эта, несмотря на свое приморское положение, имеет гораздо более континентальный, нежели морской климат. Своеобразный климат Уссурийского края Пржевальский объясняет влиянием моря, направлением господствующих ветров, расположением горных хребтов и "невозделанностью страны", изобилующей болотами и дремучими лесами.

Пржевальский первый широко исследовал и описал экономику края. Читатель найдет в книге подробные описания сельского хозяйства, промыслов, транспорта, быта и жизни населения. Пржевальского поражают колоссальные богатства Уссурийского края. "Живи где хочешь, паши где знаешь, леса тоже вдоволь, рыбы и всякого зверя множество; чего же еще надо?" - говорит автор устами одного из жителей. Но все эти богатства использовались хищнически. Описывая, например, грибной промысел, состоящий из сбора грибов, растущих на гнилых деревьях, Пржевальский отмечает, что житель, истребив в "течение пяти или шести лет все окрестные дубы, перекочевывал на другое, еще нетронутое место. Опять рубил здесь дубовый лес... Таким образом, прекрасные дубовые леса истреблялись методически... Грустно видеть целые склоны гор оголенными и сплошь заваленными гниющими остатками прежних дубов".

Не лучше обстояло дело и с другими промыслами. Так, для "удобства" охоты на зверей население поджигало высокую подсохшую траву, а часто вместе с травой загорался и лес.

Реки и озера края таили в себе баснословное количество рыбы, но рыбный промысел был почти не развит.

Несмотря на высокое плодородие почвы в Уссурийском крае, посевы не давали надлежащих урожаев, а часто, из-за незнания природных условий, пашни выбирались неудачно и посевы погибали совсем. "Хлеб с весны всегда растет высокий, густой, а потом или его водой зальет, или дождем сгноит, или червяк поест, и в результате можно не получить никакого урожая", - рассказывали жители.

Известный путешественник П. А. Кропоткин, изучавший за два года до путешествия Пржевальского хозяйственное положение уссурийских казаков, предложил некоторые мероприятия по улучшению положения населения, но "практическое выполнение намеченных мер, - писал Кропоткин, - поручил старому пьянице, который розгами приучал казаков к земледелию. И так дело шло всюду, начиная с Зимнего дворца до Уссурийского края и Камчатки" (Цитируется по книге С. Анисимова "Путешествия П. А. Кропоткина". М. -Л., 1943 ).

Описывая бедственное положение населения Уссурийского края, Пржевальский не видел коренных причин подобного положения, связанных с социально-экономическим строем царской России, но его обстоятельные описания хозяйства и быта местных жителей дали первую беспристрастную оценку экономики края.

Это правдивое описание не понравилось начальству, и когда Пржевальский подал свой отчет "О результатах исследований на реке Уссури и озере Ханка", то ему пришлось услышать от командира такое замечание: "Я прочел весь отчет, но я и без Вас знаю, что тут, т. е. в этом крае, скверно". "Эти слова, - писал Николай Михайлович, - произвели на меня удручающее впечатление".

Путешествие в Уссурийском крае явилось для Пржевальского практической школой для последующих экспедиций. Дикая, разнообразная природа Приморья с резкими переменами климата выработала в нем настойчивость, твердый характер и отвагу.

Путешественник не раз вспоминал об Уссурийском крае в далеких местах Центральной Азии. Так, описывая леса провинции Ганьсу, он сравнивает их с лесами Амурского края. "Высокие стройные деревья, густые кустарники, часто сплотившиеся в непроницаемые заросли, разнообразные цветы - все это живо напоминало мне роскошную лесную природу Амурского края" (Н. М. Пржевальский. Монголия и страна тангутов. Географгиз, 1947, стр. 204 ).

Сопоставление природы Уссурийского края и Центральной Азии не является простыми "воспоминаниями" о знакомых Пржевальскому по его первым путешествиям местах. Он прекрасно использовал такие сравнения для характеристики географических особенностей исследованных им территорий. Описывая, например, Лобнор, Пржевальский делает яркое сопоставление этого озера с оз. Ханка. "Валовой пролет водяных птиц на Лобноре продолжается весною недели две или около того. В этот период утки и гуси появляются здесь в таком громадном количестве, какое мне приходилось видеть при весеннем же пролете только на озере Ханка в Уссурийском крае. Но там страна совсем иная, поэтому иная и картина весенней жизни пернатых. В общем на Ханке им несравненно привольнее, чем на пустынном Лобноре. Здесь только по нужде, за неимением чего лучшего, табунятся пернатые странники, выжидая, пока начнут хотя немного таять льды и снега нашей Сибири. Тогда чуть не мигом отхлынет вся масса водяных птиц с Лобнора на север" (Н. М. Пржевальский. От Кяхты на истоки Желтой реки, исследование северной окраины Тибета и путь через Лобнор по бассейну Тарима. СПб, 1888 ).

Ценность собранного Н. М. Пржевальским географического материала, его ценные выводы и сравнительные характеристики вместе с живостью описания "Путешествия в Уссурийском крае" сразу получили общее признание и положительную оценку. Уже в первом отзыве об этой книге, помещенном в "Известиях Сибирского отдела Русского географического общества" в 1870 г. было написано: "Вся книга Пржевальского написана легко, читается с интересом, а некоторые места положительно увлекают рельефностью и живостью изображений... Как добросовестный натуралист, автор внес в свой труд все, что природа и человек предоставляли его наблюдательности в посещенном им крае. Особенно приятно видеть, с какой строгостью автор относится и к явлениям из жизни природы и заносит в свою книгу только виденное и проверенное.

Только несокрушимой энергией автора можно объяснить, как он при служебных занятиях, иногда весьма серьезных и требовавших труда и времени, и при тех затруднениях, которые представляются в Уссурийском крае на каждом шагу, вследствие недостатка дорог, сносного помещения и т. п., мог исполнить настолько удовлетворительно свою задачу натуралиста" (Цит. Изв. Сибир. отдела РГО, 1870, т. 1 ).

Русский путешественник Николай Михайлович Пржевальский вошел в историю как неутомимый исследователь Центральной Азии, открывший западному миру ранее неизведанные земли с их уникальной природой, населением и самобытной культурой. На счету Николая Михайловича несколько экспедиций в Центральную Азию и Уссурийский край.

Краткая биография

Родился будущий натуралист 12 апреля 1839 года в деревеньке Кимборово Смоленской области. Семейство Пржевальских принадлежало к старинному шляхетскому роду, и имело собственный герб, дарованный за проявленную доблесть во время воинских сражений.

Окончив гимназию, Николай приступил к службе в Рязанском пехотном полку, где получил офицерский чин. В отличие от большинства своих сослуживцев, все свободное время он проводил не в праздных кутежах, а на охоте, за сбором гербария, изучением орнитологии.

Рис. 1. Николай Михайлович Пржевальский.

Отслужив пять лет, Пржевальский продолжил образование в Академии Генерального штаба, где вплотную изучал труды выдающихся ученых-географов. За отменную учебу способный студент был избран в действительные члены географического общества.

Определившись в Варшавское юнкерское училище в качестве преподавателя географии и истории, Пржевальский попутно изучал ботанику, зоологию и даже составил учебник по географии.

ТОП-4 статьи которые читают вместе с этой

Знакомство с Уссурийским краем

Пржевальский всегда мечтал о путешествиях в дальние страны, о которых он столько читал в книгах. Вскоре ему представилась такая возможность - в 1867 году подающего большие надежды специалиста командировали в Уссурийский край на два года для изучения местной флоры и фауны.

Прибыв на место, Пржевальский вплотную приступил к изучению природы Уссури. Во время исследования южного региона им было пройдено более тысячи верст всего за три месяца: натуралист очень ответственно подошел к порученному ему заданию, и без устали проводил наблюдения.

Рис. 2. Уссурийский край.

За время своей экспедиции по Уссурийскому краю Пржевальскому удалось собрать около трех сотен видов растений, изготовить такое же количество чучел птиц. Причем многие собранные им экспонаты были обнаружены впервые.

Путешествия по Центральной Азии

Знаменитые путешествия Пржевальского по Центральной Азии берут свое начало в 1870 году, когда Русское географическое общество назначило исследователя начальником первой экспедиции.

Переоценить заслуги великого путешественника очень сложно, ведь за время прохождения всех четырех экспедиций по Центральной Азии им было сделано множество важных открытий:

• Пржевальский стал первым белым человеком, которому удалось проникнуть вглубь Северного Тибета, к верховьям великих рек Янцзы и Хуанхэ, и тщательно исследовать эти территории.
• Представил подробные описания пустынь Алашани, Ордоса и Гоби, высокогорные районы Северного Тибета.
• Обновил карты Центральной Азии, на которые нанес ранее неизвестные хребты, крупные и малые озера.
• Исследовал таинственное озеро Лобнор - илистое пресноводное озеро, менявшее свое расположение.
• Открыл низовья Тарима и хребет Алтынтаг.
• Открыл целую горную страну - Куньлунь, о существовании которой в Европе никто даже не догадывался.
• Произвел съемку нескольких тысяч километров своего путешествия через районы Центральной Азии.

За время своих экспедиций Пржевальский собрал внушительный гербарий - более 1500 различных видов, а также большие коллекции разнообразных животных Центральной Азии. Им были открыты новые виды, которые впоследствии получили его имя: рододендрон, расщепохвост, ящерица, дикая лошадь.

Рис. 3. Лошадь Пржевальского.

Скончался Николай Михайлович в 1888 году, случайно глотнув речной воды и заразившись брюшным тифом во время своего путешествия в Каракол.

Что мы узнали?

При изучении темы «Николай Михайлович Пржевальский» мы познакомились с краткой биографией выдающегося натуралиста. Мы выяснили, что открыл Пржевальский Николай Михайлович, и какую роль сыграли его исследования и открытия в развитии мировой географии.

Тест по теме

Оценка доклада

Средняя оценка: 4.2 . Всего получено оценок: 176.

Лица истории

Российский путешественник, исследователь Центральной Азии; почетный член Петербургской АН (1878), генерал-майор (1886). Руководил экспедицией в Уссурийский край (1867—1869) и четырьмя экспедициями в Центральную Азию (1870—1885). Впервые описал природу многих районов Центральной Азии; открыл ряд хребтов, котловин и озер в Куньлуне, Наньшане и на Тибетском нагорье. Собрал ценные коллекции растений и животных; впервые описал дикого верблюда, дикую лошадь (лошадь Пржевальского), медведя-пищухоеда и другие виды позвоночных.

Николай родился в селе Кимборы Смоленской губернии 31 марта (12 апреля) 1839 года. Отец, поручик в отставке, умер рано, всего сорока двух лет, оставив на руках у молодой вдовы, кроме семилетнего Николая, еще двух сыновей — Владимира и Евгения. Мальчик рос под наблюдением матери в имении Отрадное. "Рос я в деревне дикарем, воспитание было самое спартанское, я мог выходить из дому во всякую погоду и рано пристрастился к охоте. Сначала стрелял я из игрушечного ружья желудями, потом из лука, а лет двенадцати я получил настоящее ружье".

В 1855 году Пржевальский первым учеником окончил смоленскую гимназию и поступил вольноопределяющимся на военную службу. Позднее Николай Михайлович объяснял свое решение так. "Героические подвиги защитников Севастополя постоянно разгорячали воображение 16-летнего мальчика, каким я был тогда". Он мечтал о подвигах, но действительность разочаровала его. Вместо подвигов — муштра, по вечерам — карты. Пржевальский, уклоняясь от кутежей, все больше времени проводил на охоте, собирал гербарий, всерьез занялся орнитологией. Став прапорщиком, он подал начальству рапорт, в котором просил о переводе на Амур. Ответ был совершенно неожиданный — трое суток ареста.

После пяти лет службы Пржевальский поступает в Академию Генерального штаба. Помимо основных предметов, он изучает труды ученых-географов Риттера, Гумбольдта, Рихтгофена и, конечно, Семенова. По окончании учебы он служит адъютантом в Полоцком пехотном полку.

Еще в академии Пржевальский подготовил курсовую работу "Военно-статистическое обозрение Приамурского края". Рукопись, посланная им в Русское географическое общество, получила высокий отзыв ученого и путешественника Семенова: "Работа основана на самом дельном и тщательном изучении источников, а главное, на самом тонком понимании страны". В 1864 году Пржевальского избирают в действительные члены географического общества.

Вскоре Николай Михайлович начал преподавать историю и географию в Варшавском юнкерском училище. Лектором он был прекрасным. Пользуясь своей феноменальной памятью, мог цитировать наизусть целые страницы из дневников любимых путешественников. В 1867 году были опубликованы "Записки всеобщей географии для юнкерских училищ", подготовленные Н. М. Пржевальским.

К этому времени он, наконец, добился перевода в Восточную Сибирь. Уже в Иркутске, с помощью рекомендательных писем Семенова он выхлопотал двухлетнюю служебную командировку в Уссурийский край. Кроме того, опять же не без помощи Семенова, Сибирский отдел географического общества предписывает Пржевальскому изучить флору и фауну края, собрать ботаническую и зоологическую коллекции.

Со своим спутником — юношей Ягуновым — он спустился по Амуру, плавал на лодке по Уссури, пробирался тропами неведомого края. "Как-то странно видеть это смешение форм севера и юга... В особенности поражает вид ели, обвитой виноградом, или пробковое дерево и грецкий орех, растущие рядом с кедром и пихтой. Охотничья собака отыскивает вам медведя или соболя, и тут же рядом можно встретить тигра, не уступающего в величине и силе обитателю джунглей Бенгалии".

Два с половиной года провел Пржевальский на Дальнем Востоке. Тысячи километров пройдены, 1600 километров покрыты маршрутной съемкой. Бассейн Уссури, озеро Ханка, побережье Японского моря... Подготовлена к печати большая статья "Инородческое население Уссурийского края". Собрано около 300 видов растений; изготовлено более 300 чучел птиц, причем многие растения и птицы на Уссури обнаружены впервые. Он начинает писать книгу "Путешествие в Уссурийском крае".

В январе 1870 года Николай Михайлович вернулся в Петербург, в марте впервые взошел на трибуну Русского географического общества. "Он был высокого роста, хорошо сложен, но худощав, симпатичен по наружности и несколько нервен. Прядь белых волос в верхней части виска при обшей смуглости лица и черных волосах привлекала на себя невольное внимание".

Он рассказывал об Уссурийском путешествии и о своих дальнейших планах. Его описание Уссурийского края раскрыло такие картины в жизни природы и русских переселенцев, что слушавшие его поражались: как это было возможно — работая в одиночестве, если не считать мальчика-препаратора, собрать такие глубокие, обширные сведения... В результате ему была присуждена Серебряная медаль.

В 1870 году Русское географическое общество организовало экспедицию в Центральную Азию. Начальником ее был назначен офицер Генерального штаба Пржевальский. "Я получил назначение совершить экспедицию в Северный Китай, в те застенные владения Небесной империи, о которых мы имеем неполные и отрывочные сведения, почерпнутые из китайских книг, из описаний знаменитого путешественника XIII века Марко Поло или, наконец, от тех немногих миссионеров, которым кое-когда и кое-где удавалось проникать в эти страны".

В сентябре 1870 года Пржевальский отправился в первую свою экспедицию в Центральную Азию. Вместе с ним ехал бывший его ученик по Варшавскому училищу подпоручик Михаил Александрович Пыльцов. Их путь лежал через Москву и Иркутск и дальше — через Кяхту в Пекин, где Пржевальский рассчитывал получить в китайском правительстве паспорт — официальное разрешение на путешествие в области, подвластные Небесной империи.

Получив паспорт, Пржевальский выезжает в Тибет. Небольшому каравану из восьми верблюдов, несущих экспедиционное снаряжение, предстоит преодолеть огромный путь.

Великая пустыня Гоби встретила их 30-градусными морозами с ветрами. Они преодолели пустыню, перевалили через горный хребет и в декабре вошли в город Калган, где царила настоящая весна. Путешественники пополнили запасы провизии, хотя рассчитывали в основном на охоту, проверили револьверы и ружья. Пржевальский избрал караванный путь, по которому, опасаясь нападения разбойничьих шаек, уже в течение одиннадцати лет не осмеливался пройти ни один караван.

"Следы дунганского истребления встречались на каждом шагу, — писал позднее Николай Михайлович. — Деревни, попадавшиеся очень часто, все были разорены, везде валялись человеческие скелеты, и нигде не было видно ни одной живой души".

В отряде было всего четыре человека, включая самого начальника. Из продовольствия взяли с собой только пуд сахара, мешок риса и мешок проса. Кроме того, приборы, бумагу для гербария, 40 килограммов пороха, 160 килограммов дроби, десятки коробок с патронами.

От Пекина Пржевальский в начале 1871 года двинулся на север, к озеру Далайнор, и произвел его полную съемку. Затем направился к верховьям Желтой реки — Хуанхэ — обходной дорогой, избегая селений, обитатели которых встречали путешественников настороженно, нередко даже враждебно. Летом он проехал к городу Баотоу и, переправившись через Хуанхэ, вступил на плато Ордос, которое "лежит полуостровом в колене, образуемом изгибами среднего течения Хуанхэ" . На северо-западе Ордоса он описал "оголенные холмы" — пески Кузупчи. "Тяжело становится человеку в этом... песчаном море, лишенном всякой жизни... — кругом тишина могильная".

Проследив течение Хуанхэ вверх от Баотоу до Динкоучжэнь (около 400 километров), Пржевальский двинулся на юго-запад через "дикую и бесплодную пустыню" Алашань, покрытую "голыми сыпучими песками", всегда готовыми "задушить путника своим палящим жаром" , и достиг крупного, высокого (до 1855 метров), но узкого меридионального хребта Хэланьшань, вытянутого вдоль долины Хуанхэ. "Взобравшись на высокую вершину, с которой открывается далекий горизонт на все стороны, чувствуешь себя свободнее и по целому часу любуешься панорамой, которая расстилается под ногами. Громадные отвесные скалы, запирающие мрачные ущелья или увенчивающие собой вершины гор, также имеют много прелести в своей оригинальной дикости. Я часто останавливался в таких местах, садился на камень и прислушивался к окружающей меня тишине. Она не нарушалась здесь ни говором людских речей, ни суматохою обыденной жизни...".

Но с наступлением зимы пришлось повернуть обратно. К тому же тяжело заболел Пыльцов. Он с трудом ехал верхом и нередко падал с седла. Сам Пржевальский обморозил пальцы на обеих руках. К северу от реки Хуанхэ экспедиция вышла к безлесному, но богатому ключами хребту Ланьшань, стоящему "отвесной стеной, изредка прорезанной узкими ущельями", и Пржевальский проследил его на всем протяжении (300 километров), а восточнее обнаружил другой хребет, поменьше и пониже, — Шэйтэн-Ула. Новый год путешественники встретили в Чжанцзякоу.

Пржевальский прошел около 500 километров по долинам вдоль берегов Хуанхэ и установил, что в этих местах у великой китайской реки нет притоков и, кроме того, само русло лежит иначе, чем можно увидеть на картах. Попутно он собирал растения, картографировал местность, делал геологическое описание горных пород, вел метеожурнал, наблюдал и поразительно метко фиксировал быт, нравы, обычаи людей, через чьи земли проходил.

Но средства экспедиции оказались на исходе, и Пржевальский был вынужден возвратиться в Пекин, где провел месяц. В Пекине он заменил двух казаков, не оправдавших его ожидания, другими, присланными из Урги (ныне — Улан-Батор), — Чебаевым и бурятом Иринчиновым, ставшими верными спутниками и надежными друзьями. Кроме того, он обновил и укрепил караван.

Весной 1872 года Пржевальский прежним путем добрался до южной части пустыни Алашань. "Пустыня кончилась... чрезвычайно резко… За ней поднималась величественная цепь гор". Это был восточный Наньшань. Пржевальский выделил в горной системе три мощных хребта: Окраинный (Маомаошань), Малиншань (Лэнлунлин) и Циншилин.

Переход через пустыни Южного Алашаня оказался особенно трудным. На сотню верст ни капли воды. Редкие колодцы были зачастую отравлены дунганами.

"Раскаленная почва пустыни дышит жаром, как из печки... Голова болит и кружится, пот ручьями льет с лица и со всего тела. Животные страдают не менее нас. Верблюды идут, разинув рты и облитые потом, словно водою".

Однажды случилось так, что воды осталось всего несколько стаканов. Они вышли в семь утра и шли девять часов, словно по раскаленной сковородке. "Мы брали в рот по одному глотку, чтобы, хотя немного, промочить совсем почти засохший язык. Все тело наше горело как в огне, голова кружилась Еще час такого положения — и мы бы погибли".

Пржевальский совершил восхождение на гору Ганьсу, считавшуюся самой высокой точкой хребта. "Я первый раз в жизни находился на подобной высоте, впервые видел под своими ногами гигантские горы, то изборожденные дикими скалами, то оттененные мягкой зеленью лесов, по которым блестящими лентами извивались горные ручьи. Сила впечатления была так велика, что я долго не мог оторваться от чудного зрелища, долго стоял, словно очарованный, и сохранил в памяти тот день, как один из счастливейших в целой жизни...".

Пробыв там около двух недель, он вышел к бессточному соленому озеру Кукунор, лежащему на высоте 3200 метров. "Заветная цель экспедиции... достигнута. Правда, успех был куплен ценой... тяжелых испытаний, но теперь все пережитые невзгоды забыты, и в полном восторге стояли мы… на берегу великого озера, любуясь на его чудные темно-голубые волны".

Закончив съемку северо-западного берега озера Кукунор, Пржевальский перевалил мощный хребет Кукунор и прошел в поселок Дзун, находящийся на юго-восточной окраине болотистой равнины Цайдам. Он установил, что это котловина и что ее южной границей служит хребет Бурхан-Будда (высотой до 5200 метров). К югу и юго-западу от Бурхан-Будда Пржевальский открыл горы Баян-Хара-Ула и восточный участок Кукушили, а между ними обнаружил "волнистое плато", представляющее собой "страшную пустыню", поднятую на высоту более 4400 метров. Так Пржевальский первым из европейцев проник в глубинную область Северного Тибета, к верховьям Хуанхэ и Янцзы (Улан-Мурен). И правильно определил, что именно Баян-Хара-Ула является водоразделом между обеими великими речными системами.

На Тибетское нагорье они вышли зимой и на высоте 3-4 тысяч метров провели два с половиной месяца. Пржевальский вспоминал, что малейший подъем казался очень трудным, чувствовалась одышка, сердце билось очень сильно, руки и ноги тряслись, по временам начинались головокружение и рвота.

Стояли жестокие морозы, а топлива не было, и ночи они проводили в юрте без огня. Постель состояла из одного войлока, постланного на мерзлую землю. Из-за холода и большой высоты, из-за сухости и разреженности воздуха заснуть не удавалось — только забыться. Но и в забытьи мучило удушье, порождавшее тяжкие кошмары. "Жизнь наша была, в полном смысле, борьба за существование, и только сознание научной важности предпринятого дела давало нам энергию и силы для успешного выполнения своей задачи".

В конце зимы 1873 года Пржевальский вернулся в Дзун. Встретив весну на озере Кукунор, он прежним путем без проводника прошел к южной окраине пустыни Алашань. "Безграничным морем лежали... перед нами сыпучие пески, и не без робости ступали мы в их могильное царство". Вдоль хребта Хэланыпань (уже с проводником) они в страшную жару двинулись на север и пересекли восточную часть пустыни, причем едва не погибли от жажды: проводник сбился с дороги. Миновав западные предгорья хребта Ланьшань, Пржевальский прошел через наиболее безводную, "дикую и пустынную" часть Гоби и открыл гряду Хурх-Ула (крайний юго-восточный отрог Гобийского Алтая). Термометр на солнце показывал 63°С. На пути ни одного озерка; в колодцах, расположенных один от другого на расстоянии 50-60 километров, не всегда была вода. Он вернулся в Кяхту в сентябре 1873 года, так и не достигнув столицы Тибета — Лхасы.

По пустыням и горам Монголии и Китая Пржевальский прошел более 11 800 километров и при этом нанес на карту (в масштабе 10 верст в 1 дюйме) около 5700 километров. Научные результаты этой экспедиции поразили современников. Пржевальский дал подробные описания пустынь Гоби, Ордоса и Алашани, высокогорных районов Северного Тибета и котловины Цайдама (открытой им), впервые нанес на карту Центральной Азии более 20 хребтов, семь крупных и ряд мелких озер. Карта Пржевальского не отличалась точностью, так как из-за очень тяжелых путевых условий он не мог делать астрономические определения долгот. Этот существенный недочет позднее был исправлен им самим и другими русскими путешественниками. Он собрал коллекции растений, насекомых, пресмыкающихся, рыб, млекопитающих. При этом были открыты новые виды, получившие его имя, — ящурка Пржевальского, расщепохвост Пржевальского, рододендрон Пржевальского... Михаил Александрович Пыльцов, самоотверженный его товарищ, был удостоен такой же чести.

Двухтомный труд "Монголия и страна тангутов" (1875—1876), в котором Пржевальский дал описание своего путешествия, доставил автору мировую известность и был полностью или частично переведен на ряд европейских языков.

В Петербурге Пржевальского встретили как героя — речи, банкеты, торжественные собрания. Русское географическое общество присуждает ему свою высокую награду — Большую золотую медаль. Он получает Золотую медаль Парижского географического общества и "высочайшие" награды — чин подполковника, Пожизненную пенсию в 600 рублей ежегодно. Его называют "замечательнейшим путешественником нашего времени", ставят рядом с Семеновым-Тян-Шанским, с Крузенштерном и Беллинсгаузеном, с Ливингстоном и Стэнли...

В январе 1876 года Пржевальский представил в Русское географическое общество план новой экспедиции. Он намеревался заняться исследованием Восточного Тянь-Шаня, дойти до Лхасы, увидеть которую мечтало столько поколений европейских географов, и главное — обследовать загадочное озеро Лобнор. Кроме того, в тех краях, как писал Марко Поло, обитает дикий верблюд. Пржевальский надеялся найти и описать это животное.

Почти два месяца занял путь от Москвы через Урал в Семипалатинск, где Пржевальского ждали верные спутники — Чебаев и Иринчинов.

Прибыв в Кульджу в июле 1876 года, Пржевальский вместе с помощником Федором Леонтьевичем Эклоном в середине августа двинулся вверх по "гладкой, как пол", долине Или и ее притока Кунгеса и перевалили главную водораздельную цепь Восточного Тянь-Шаня. Пржевальский доказал, что эта горная система в средней части разветвляется: между ответвлениями он обнаружил два изолированных высоких плато — Их-Юлдуза и Бага-Юлдуза в верховьях реки Хайдык-Гола, впадающего в озеро Баграшкёль. К югу от озера он пересек западную оконечность "безводного и бесплодного" хребта Куруктаг и правильно определил его как "последний отрог Тянь-Шаня в Лобнорскую пустыню". Далее к югу расстилались "необозримой гладью пустыни Тарима и Лобнора. Лобнорская — самая дикая и бесплодная из всех... хуже даже Алашаньской". Достигнув низовьев Тарима, Пржевальский впервые описал их. На его карте река Кончедарья получила правильное изображение; появился "новый", северный рукав Тарима — река Инчикедарья. (Кончедарья, вытекающая из озера Баграшкёль, была тогда нижним левым притоком Тарима; теперь в половодье она впадает в северную часть озера Лобнор.) Маршрут через пески Такла-Макан до оазиса Чарклык в низовьях реки Черчен (бассейн Лобнора), также впервые описанный Пржевальским, позволил ему установить восточную границу пустыни Такла-Макан.

Пройдя южные отроги Тянь-Шаня, путешественники вошли в город Курлю, где их ждал эмир, обещавший содействие экспедиции. Эмир приставил к русским своего верного человека — Заман-бека, некогда состоявшего на русской службе, и предписал ему неотлучно находиться при экспедиции.

Заман-бек повел их на Лобнор самой трудной дорогой. С наступлением зимы ударили морозы под двадцать градусов, реки еще не стали, и переправляться через реку Тарим пришлось по воде. И когда заветная цель казалась совсем близкой, перед путешественниками — там, где на картах обозначалась равнина, вдруг выросли горы. Еще на переправе через Тарим Пржевальский увидел далеко на юге "узкую неясную полосу, чуть заметную на горизонте". С каждым переходом все отчетливее выступали очертания горного кряжа, и вскоре можно было различить не только отдельные вершины, но и большие ущелья. Когда же путешественник прибыл в Чарклык, то хребет Алтынтаг, не известный ранее европейским географам, явился перед ним "громадной стеной, которая далее к юго-западу высилась еще более и переходила за пределы вечного снега…". Глубокой зимой 1876/77 года (26 декабря—5 февраля) Пржевальский исследовал северный склон Алтынтага более чем на 300 километров к востоку от Чарклыка. Он установил, что "на всем этом пространстве Алтынтаг служит окраиной высокого плато к стороне более низкой Лобнорской пустыни". Из-за морозов и недостатка времени он не мог перевалить хребет, но правильно предположил: плато к югу от Алтынтага составляет, вероятно, самую северную часть Тибетского нагорья. Пржевальский "передвинул" эту границу более чем на 300 километров к северу. К югу от озера Лобнор, по словам местных жителей, юго-западное продолжение Алтынтага тянется без всякого перерыва к Хотану, а к востоку хребет уходит очень далеко, но где именно кончается — лобнорцы не знали.

В феврале 1877 года Пржевальский достиг огромного тростникового болота-озера Лобнор. По его описанию, озеро имело в длину 100 километров и в ширину от 20 до 22 километров. "Самому мне удалось исследовать только южный и западный берег Лобнора и пробраться в лодке по Тариму до половины длины всего озера; далее ехать было нельзя по мелководным и густым тростникам. Эти последние покрывают сплошь весь Лобнор, оставляя лишь на южном его берегу узкую (1-3 версты) полосу чистой воды. Кроме того, небольшие, чистые площадки расположены, как звезды, везде в тростниках... Вода везде светлая и пресная...".

На берегах таинственного Лобнора, в "стране Лоп", Пржевальский был вторым... после Марко Поло! Николай Михайлович с законной гордостью писал: "Опять то, о чем недавно мечталось, превратилось в факт действительности... Еще не прошло года с тех пор, как профессор Кесслер... предсказывал о Лобноре как о совершенно загадочном озере — теперь же эта местность достаточно известна. То, чего не могли сделать в течение семи веков, сделано в семь месяцев". Загадочное озеро стало, однако, предметом оживленной дискуссии между Пржевальским и немецким географом Рихтгофеном.

Судя по китайским картам начала XVIII века, Лобнор находился совсем не там, где его обнаружил Пржевальский. Кроме того, вопреки историческим известиям и теоретическим рассуждениям географов озеро оказалось пресным, а не соленым.

Рихтгофен считал, что русская экспедиция открыла какое-то другое озеро, а истинный Лобнор лежит севернее. Николай Михайлович ответил на замечание немецкого ученого небольшой заметкой в "Известиях Русского географического общества". Затем он посетил Лобнор вторично, после чего в полемику вступил его ученик Петр Козлов. И только через полвека загадка Лобнора была решена окончательно.

Лоб по-тибетски означает "илистый", нор — по-монгольски "озеро". Оказалось, что это болото-озеро время от времени меняет свое местоположение. На китайских картах оно было изображено в северной части пустынной бессточной впадины Лоб. Но затем реки Тарим и Кончедарья устремились на юг. Древний Лобнор постепенно исчез, на его месте остались только солончаки, блюдца небольших озерков. А на юге впадины образовалось новое озеро, которое открыл и описал Пржевальский.

На Лобноре он охотился, изучал птиц, — миллионы пернатых избирали озеро своим пристанищем на пути в Сибирь из Индии. Наблюдая их, ученый пришел к выводу, что перелетные птицы летят не по кратчайшему пути, как считалось до той поры, а по такому маршруту, чтобы захватить места для отдыха, с обильной пищей. Экземплярами редких птиц пополнилась на Лобноре коллекция Николая Михайловича.

К востоку от Лобнора Пржевальский открыл широкую полосу песков Кумтаг.

В начале июля экспедиция вернулась в Кульджу. Пржевальский был доволен: он изучил Лобнор, открыл Алтынтаг, описал дикого верблюда, добыл даже его шкуры, собрал коллекции флоры и фауны.

Здесь же, в Кульдже, его ждали письма и телеграмма, в которых ему предписывалось непременно продолжать экспедицию. Весной Россия вступила в русско-турецкую войну, и Пржевальский отправил в Петербург телеграмму с просьбой перевести его в действующую армию. С ответной телеграммой пришел отказ: сообщалось о том, что Пржевальский произведен в полковники.

Николай Михайлович давно и странно болел нестерпимый зуд во всем теле мучил его. В последние дни августа, когда болезнь пошла на убыль, экспедиция тронулась из Кульджи караваном в 24 верблюда и три верховые лошади. Но болезнь обострилась. Пришлось вернуться в Зайсан — русский пограничный пост в Южном Алтае. В госпитале Пржевальский провел несколько месяцев. Здесь с эстафетой из Семипалатинска он получил от брата письмо, в котором сообщалось о смерти матери. "Теперь же к ряду всех невзгод прибавилось еще горе великое. Я любил мать всей душой...".

А через несколько дней пришла телеграмма из Петербурга, в которой военный министр в связи с осложнившимися отношениями с богдыханским правительством предписывал возвращаться назад.

Во время путешествия 1876—1877 годов Пржевальский прошел по Центральной Азии немногим более четырех тысяч километров — ему помешали война в Западном Китае, обострение отношений между Китаем и Россией и, наконец, его болезнь. И все-таки это путешествие ознаменовалось двумя крупнейшими географическими открытиями — низовьев Тарима с группой озер и хребта Алтынтаг.

В Петербурге лучшие доктора смотрели его и пришли к заключению, что у пациента сильнейшее нервное расстройство и полный упадок сил. Они настоятельно рекомендовали Николаю Михайловичу оставить, хотя бы на время, дела и удалиться в какое-нибудь спокойное место, чтобы поправить здоровье. Пржевальский отправляется в Отрадное.

Тем временем ученый мир отметил его последнее путешествие. Николай Михайлович стал почетным членом Академии наук. Берлинское географическое общество учреждает в честь Александра Гумбольдта Большую золотую медаль, и первый, кому ее присуждают, — Пржевальский Лондонское географическое общество вручает ему Королевскую медаль. Барон Фердинанд Рихтгофен, один из столпов географии, выпускает брошюру, посвященную Пржевальскому, где называет его гениальным путешественником. Слава растет и распространяется далеко за пределы России...

Отдохнув, Пржевальский снаряжает новую экспедицию. На этот раз он взял в помощники казака Иринчинова, Федора Эклона, человека, надежного во всех отношениях, и своего товарища по училищу, молодого прапорщика Всеволода Роборовского, которому уже приходилось снимать местность и собирать гербарий; к тому же он был еще и хорошим рисовальщиком. Всего в Зайсане, где хранилось снаряжение от предыдущей экспедиции, собралось 13 человек.

В марте 1879 года Пржевальский начал путешествие, названное им "Первым Тибетским". От Зайсана он направился на юго-восток, мимо озера Улюнгур и вдоль реки Урунгу до ее верховьев, пересек Джунгарскую Гоби — "обширную волнистую равнину" — и довольно верно определил ее размеры.

Джунгарская пустыня встретила их бурями. Слабые проблески солнца едва пробивались через несущуюся взвесь песка и пыли, и так всякий день с девяти-десяти утра и до заката солнца. Причем ветер возникал всегда в одной стороне. Пржевальский первым из исследователей Центральной Азии дал этому объяснение.

Но вовсе не этой загадкой привлекала пустыня бурь Именно здесь и только здесь можно встретить дикую лошадь. Местные жители называют ее по-разному: киргизы — "кэртаг", монголы — "тахи", но ни один ученый ее не видал.

Часами выслеживал Пржевальский дикую лошадь, но никак не удавалось приблизиться на расстояние выстрела — чутки, пугливы животные... Лишь однажды вместе с Эклоном Николай Михайлович подкрался достаточно близко, но вожак стада, почуяв опасность, пустился в бегство, увлекая всех остальных. С досадой опустил тяжелый штуцер Пржевальский...

Он наблюдал, изучал повадки лошади, а когда от охотника-киргиза получил в подарок шкуру дикой лошади, смог описать животное. Целых десять лет эта шкура оставалась единственным экземпляром в коллекции музея Академии наук, пока Грум-Гржимайло, а позже Роборовский и Козлов — ученики Николая Михайловича, не добыли новые шкуры. Но до Пржевальского о существовании дикой лошади, получившей название лошади Пржевальского, наука вообще не знала.

Еще один новый год — 1880-й — встречен в дороге. Сильные морозы с ветрами, горные перевалы, на которые приходилось втаскивать лошадей и верблюдов, затрудняли работу экспедиции. Хронометры, спрятанные на ночь в меха, промерзали настолько, что их было невозможно удержать в руках. Разжечь костер удавалось далеко не всегда — топлива остался лишь скудный запас, и воду приходилось пить чуть теплой. Пищу расходовали экономно.

Миновав озеро Баркёль, Пржевальский вышел к оазису Хами. Он пересек далее восточную окраину Гашунской Гоби и достиг низовьев реки Данхэ (левый приток нижней Сулэхэ), а к югу от нее обнаружил "громадный вечноснеговой" хребет Гумбольдта (Улан-Дабан). Через перевал Данцзинь — на стыке хребтов Алтынтага и Гумбольдта — Пржевальский прошел на юг к равнине Сартым, пересек ее и установил начало хребта Риттера (Дакэн-Дабан). Перейдя через два других, меньших хребта, он спустился в юго-восточную часть Цайдама, в поселок Дзун.

Из Дзуна Пржевальский двинулся на юго-запад и выяснил, что Кульлунь здесь имеет широтное направление и состоит из двух, иногда из трех параллельных цепей, имеющих разные названия в различных своих частях. Пржевальский выявил следующие хребты Сасун-Ула и западную часть Бурхан-Будда; несколько южнее — Бокалыктаг, названный им хребтом Марко Поло (с вершиной 6300 метров). К югу от Бокалыктага, перевалив Кукушили, Пржевальский обнаружил хребет Бунгбура-Ула, который протягивается вдоль левого берега Улан-Мурэна (верховье Янцзы).

Далее к югу перед путешественником простирался уже собственно Тибет, представляющий "грандиозную, нигде более на земном шаре в таких размерах не повторяющуюся стоповидную массу, поднятую... на страшную высоту. И на этом гигантском пьедестале громоздятся... обширные горные хребты... Словно стерегут здесь эти великаны труднодоступный мир заоблачных нагорий, неприветливых для человека по своей природе и климату и в большей части еще совершенно неведомых для науки...". За 33-й параллелью Пржевальский открыл водораздел Янцзы и Салуина — широтный хребет Тангла. Пройдя на юг е пологого, едва заметного перевала на высоте около 5000 метров, Пржевальский увидел восточную часть хребта Пьенчен-Тангла.

Несколько раз на экспедицию нападали разбойники из племени тангутов, которые обычно грабили караваны богомольцев, направлявшихся в Лхасу. В Пекине и в Петербурге Пржевальского уже считали погибшим. В газетах появились сообщения, рассказывающие о его трагической гибели в пустынях Тибета. Одна из петербургских газет объявила, что Пржевальский жив, но томится в плену, и требовала снарядить экспедицию для его поисков и освобождения.

Тем временем экспедиция находилась примерно в 270-280 километрах от Лхасы. Здесь русские путешественники встретили представителей далай-ламы. В Лхасе распространился слух, что русский отряд идет с целью похитить далай-ламу, и путешественникам отказали в посещении столицы Тибета, правда, под тем предлогом, что русские — представители другой веры.

Пржевальский прошел тем же путем до верховьев Янцзы и несколько западнее прежнего маршрута — в Дзун Оттуда он повернул к озеру Кукунор и обошел его с юга. На этот раз Пржевальский более основательно, чем в прошлой своей экспедиции, изучил озеро, нанес на карту южный берег, изучил флору и фауну окрестностей, а потом направился в Синин — город, лежащий на перекрестке торговых путей, соединяющих Тибет и Китай. Оттуда он намеревался двинуться к верховьям Хуанхэ — в области, совершенно еще не изученные.

Однако местные власти выдвинули множество веских причин, перекрывающих экспедиции предстоящий путь. А в конце, убедившись в непреклонном решении Пржевальского идти к намеченной цели, припугнули кровожадными разбойниками и безжалостными людоедами. Но Пржевальского не остановить, он рвется к Желтой реке.

Они пошли от Синина напрямик, через гряды горных хребтов, по альпийским лугам, обходя глубочайшие пропасти, пробираясь через тесные ущелья, пробитые в горах бурным течением Желтой реки В этом горном краю, в преддверии верховьев Хуанхэ, удалось собрать богатый гербарий, в который попал и новый вид — тополь Пржевальского. Однако ближе к верховьям продвинуться не удалось: путь преграждали либо непроходимые ущелья, либо отвесные горные склоны. Четверо суток искали возможности переправиться на другой берег, но река оказалась очень бурной...

Вернувшись в Дзун, Пржевальский через пустыню Алашань и Гоби добрался до Кяхты. Во время этого путешествия он прошел около восьми тысяч километров и произвел съемку более четырех тысяч километров пути через совершенно не исследованные европейцами районы Центральной Азии. Впервые исследовал верхнее течение Желтой реки (Хуанхэ) на протяжении более 250 километров; в этом районе он открыл хребты Семенова и Угуту-Ула. Он нашел два новых вида животных — лошадь Пржевальского и медведя-пищухоеда. Его помощник, Роборовский, собрал огромную ботаническую коллекцию: около 12 тысяч экземпляров растений — 1500 видов. Свои наблюдения и результаты исследований Пржевальский изложил в книге "Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки" (1883). Итогом трех его экспедиций были принципиально новые карты Центральной Азии.

В Петербурге его снова встречали почести и награды. Он награжден орденом Владимира 3-й степени, удостоен звания почетного члена Русского, Венского, Венгерского географических обществ, почетного доктора зоологии Московского университета, почетного члена С.-Петербургского университета, С.-Петербургского общества естествоиспытателей, Уральского общества любителей естествознания и, наконец, звания почетного гражданина Санкт-Петербурга и Смоленска. Британское общество присудило ему золотую медаль, сопроводив обращением, в котором говорилось о том, что достижения русского путешественника превосходят все сделанное другими исследователями со времен Марко Поло.

Но и в Петербурге, и в Москве Пржевальского раздражает "вечная суматоха, толкотня человеческого муравейника". У него начались сильные головные боли, бессонница. Еще в июне 1881 года Пржевальский купил Слободу, небольшое имение верстах в ста от Смоленска, на берегу сказочно прекрасного озера Сопша. Уединившись в имении, он признается в письме: "Среди лесов и дебрей смоленских я жил все это время жизнию экспедиционною, редко когда даже ночевал дома — все в лесу, на охоте". В Слободе он разбирал коллекции, обрабатывал дневники, писал отчеты. Итогом каждой новой экспедиции становилась новая книга.

Мысль об исследовании истоков Хуанхэ не дает ему покоя. Вскоре он подает в Русское географическое общество тщательно продуманный проект. "Несмотря на удачу трех моих путешествий в Центральную Азию... внутри Азиатского материка все еще остается площадь более двадцати тысяч кв. геогр. миль, почти совершенно неизведанная Считаю своим нравственным долгом, помимо страстного к тому желания, вновь идти туда".

Он решил собрать в отряде не менее двадцати человек — этого должно было хватить для того, чтобы отбиваться от нападений. В помощники себе Пржевальский выбрал Всеволода Роборовского и 20-летнего вольноопределяющегося Петра Козлова, бывшего конторщика пивоваренного завода, в котором Пржевальский угадал настоящего исследователя.

В начале августа 1883 года все они выехали из Петербурга в Москву, где их уже ждали верные товарищи — Иринчинов и Юсупов, а также пятеро солдат из московского гренадерского корпуса, выделенные под начальство Пржевальского. В конце сентября достигли Кяхты, а еще через месяц экспедиция в составе 21 человека вышла в поход.

В ноябре 1883 года началось очередное, уже четвертое путешествие Пржевальского. От Кяхты уже знакомым путем экспедиция проследовала в Дзун, который достигла к маю 1884 года. На юго-востоке от Цайдама, за хребтом Бурхан-Будда, Пржевальский обнаружил бесплодное солончаковое "волнистое плато, часто покрытое небольшими... в беспорядке насыпанными горами", продолжавшееся далеко к юго-востоку. На плато паслись неисчислимые стада диких яков, куланов, антилоп и других копытных. Миновав это звериное царство, Пржевальский вышел к восточной части межгорной котловины Одонтала, покрытой "множеством кочковатых болот, ключей и маленьких озерков"; по котловине "вьются небольшие речки, образующиеся частью из тех же ключей, частью сбегающие с гор. Все эти речки сливаются в два главных потока", соединяющихся к северо-восточному углу Одонталы. "Отсюда, то есть собственно от слияния всей воды Одонталы, и зарождается знаменитая Желтая река" (Хуанхэ). Даже сами китайцы не могли рассказать ничего определенного об истоках своей великой реки. "Давнишние наши стремления увенчались, наконец, успехом: мы видели теперь воочию таинственную колыбель великой китайской реки и пили воду из ее истоков. Радости нашей не имелось конца". Хорошая погода, радовавшая путешественников в течение нескольких дней, "вдруг сменилась сильной метелью, а к утру температура понизилась до -23°С. Двое суток пришлось ждать, пока столь некстати выпавший снег растает". Наконец отряд смог двигаться дальше на юг. Пржевальский перевалил незаметный со стороны Тибетского плато водораздел истоков Хуанхэ и Янцзы (хребет Баян-Хара-Ула) и очутился в высокогорной стране: "Здесь горы сразу становятся высоки, круты и труднодоступны". Обследовав небольшой отрезок верхнего течения Янцзы, Пржевальский решил не тратить времени и сил на достижение Лхасы. На обратном пути, восточнее Одонталы, он обнаружил два озера — Джарин-Нур и Орин-Нур, через которые протекала "новорожденная Хуанхэ". Первое он назвал Русским, второе — именем Экспедиции.

Вернувшись к Цайдаму, Пржевальский проследовал по его южной окраине, открыл на юго-западе узкий, но мощный хребет Чиментаг и, таким образом, почти полностью определил контуры огромной Цайдамской равнины. Перевалив Чиментаг и северо-западный отрог новооткрытого Каякдыгтага, отряд вышел на большую широкую равнину Культала, уходившую "к востоку за горизонт". Далеко на юге перед Пржевальским открылся гигантский хребет широтного направления, названный им Загадочным; его вершина получила название Шапки Мономаха Позднее Загадочному было присвоено имя первооткрывателя (местное название Аркатаг).

Повернув обратно и достигнув примерно 38-й параллели, Пржевальский прошел на запад обширной межгорной Долиной Ветров, названной им так из-за постоянных ветров и бурь (долина реки Юсупалык). К северу от нее простирался Актаг, а к югу — Каякдыгтаг и ранее неизвестный хребет Аччиккёльтаг (Московский). На южном склоне Каякдыгтага, на высоте 3867 метра, Пржевальский открыл соленое озеро, даже в конце декабря не покрытое льдом, и назвал его Незамерзающим (Аяккумкёль). Дальнейшее движение к югу было невозможно из-за приближающейся зимы и сильного утомления вьючных животных; отряд направился на север, спустился в котловину озера Лобнор и на его берегу встретил весну 1885 года.

В начале апреля Пржевальский поднялся по долине реки Черчена до оазиса Черчен, а оттуда двинулся к югу, обнаружил Русский хребет и проследил его к западу по всей длине до оазиса Керии (около 400 километров), открыл короткий, но мощный хребет Музтаг, примыкающий к Русскому. Затем отряд вышел к оазису Хотан, пересек в северном направлении Такла-Макан, Центральный Тянь-Шань и вернулся к Иссык-Кулю в ноябре 1885 года.

За два года был пройден огромный путь — 7815 километров, почти совсем без дорог. На северной границе Тибета открыта целая горная страна с величественными хребтами — о них в Европе ничего не было известно. Исследованы истоки Хуанхэ, открыты и описаны большие озера — Русское и Экспедиции. В коллекции появились новые виды птиц, млекопитающих и пресмыкающихся, а также рыб, в гербарии — новые виды растений.

Уже на российской границе великий путешественник построил свой небольшой отряд и зачитал последний приказ.

"Мы пускались в глубь азиатских пустынь, имея с собой лишь одного союзника — отвагу; все остальное стояло против нас: и природа, и люди... Мы жили два года как дикари, под открытым небом, в палатках или юртах, и переносили то 40-градусные морозы, то еще большие жары, то ужасные бури пустыни. Но ни трудности дикой природы пустыни, ни препоны со стороны враждебно настроенного населения — ничто не могло остановить нас. Мы выполнили свою задачу до конца — прошли и исследовали те местности Центральной Азии, в большей части которых еще не ступала нога европейца. Честь и слава вам, товарищи! О ваших подвигах поведаю всему свету. Теперь же обнимаю каждого из вас и благодарю за службу верную от имени науки, которой мы служили, и от имени родины, которую мы прославили...".

В конце января 1885 года Николая Михайловича производят в генерал-майоры и назначают членом военно-ученого комитета. Пржевальский стал почетным членом Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, получил знаменитую медаль "Вега" от Стокгольмского географического общества и Большую золотую медаль от Итальянского. Академия наук России удостоила путешественника золотой именной медали с надписью. "Первому исследователю природы Центральной Азии". Помощников своих он награждает сам: некоторые получили повышение в чине и каждый — по военному ордену и денежную премию Роборовского Пржевальский уговорил готовиться к поступлению в Академию Генерального штаба, которую сам когда-то закончил, Петра Козлова отправил учиться в юнкерское училище.

О нем и его путешествиях регулярно писали русские газеты На выставках в Петербурге, на его лекциях побывали многие тысячи людей. И не было тогда в России имени более популярного, чем имя Пржевальского. Николая Михайловича неизменно узнавали в поездах, на улицах. К нему обращались с просьбами о пособиях, о предоставлении места, о пенсии, о скорейшем производстве в следующий чин.

Друзья особо отмечали, может быть, самые главные черты его характера: "Николай Михайлович был человеком вполне чистым, правдивым до наивности, откровенным и верным другом" . Он оставался всегда искренним в "проявлении чувств — симпатии, любви, ненависти. И когда случалось ему ошибаться, разочаровываться в людях, он страдал до слез.

Пржевальский так и не обзавелся семьей. "Речь о генеральше, вероятно, останется без исполнения, не те уже мои года, да и не такая моя профессия, чтобы жениться. В Центральной же Азии у меня много оставлено потомства — не в прямом, конечно, смысле, а в переносном, Лоб-Нор, Куку-Hop, Тибет и проч. — вот мои детища".

В 1888 году увидела свет последняя работа Пржевальского "От Кяхты на истоки Желтой реки". В том же году Пржевальский организовал новую экспедицию в Центральную Азию. Помощниками его и на этот раз были Роборовский и Козлов. Они достигли поселка Каракол, близ восточного берега Иссык-Куля. Здесь Пржевальский заболел брюшным тифом. Козлов писал: "Мы долгое время не хотели верить, чтобы Пржевальский мог позволить себе делать то, чего не позволял нам, в данном случае — никогда не пить некипяченую воду, а сам... сам пил и сам признался в этом...".

Он лежал с высокой температурой, бредил, временами впадал в забытье. "Похороните меня непременно на Иссык-Куле, на красивом берегу…". Он умер 1 ноября 1888 года.

В гроб его положили в экспедиционной одежде, с любимым скорострельным "Ланкастером". Так он просил. Место для могилы выбрали в двенадцати верстах от Каракола — на высоком обрывистом берегу. А на могильном надгробии начертана скромная надпись: "Путешественник Н. М. Пржевальский". Так он завещал.

В 1889 году Каракол был переименован в Пржевальск.

В мировую историю открытий Пржевальский вошел как один из величайших путешественников. Общая длина его рабочих маршрутов по Центральной Азии превышает 31,5 тысячи километров. Совершив ряд крупнейших географических открытий, он в корне изменил представление о рельефе и гидрографической сети Центральной Азии. Он положил начало исследованиям ее климата и много уделял внимания изучению флоры: лично он и его сотрудники, главным образом Роборовский, собрали около 16 тысяч экземпляров растений, принадлежащих к 1700 видам, в том числе более 200 видов и семь родов, не известных ботаникам. Огромный вклад Пржевальский внес и в изучение центральноазиатской фауны, собрав коллекции позвоночных — около 7,6 тысячи экземпляров, среди них несколько десятков новых видов Многие десятки видов животных названы в честь Пржевальского и его спутников...

Пржевальский лишь в очень редких случаях пользовался своим правом первооткрывателя, почти всюду сохраняя местные названия. Как исключение появлялись на карте "озеро Русское", "озеро Экспедиции", "гора Шапка Мономаха".

Дважды в Петербурге устраивались грандиозные выставки. Коллекции, собранные экспедициями Пржевальского, включали 702 экземпляра млекопитающих, 1200 пресмыкающихся и земноводных, 5010 экземпляров птиц (50 видов), 643 экземпляра рыб (75 видов), более 15 000 экземпляров растений (около 1700 видов).

Пржевальский - во славу России

Семенов отчего-то навсегда запомнил тот день, когда он повстречался с Пржевальским. «Военно-статистическое обозрение Приамурского края», написанное молодым офицером, мечтавшим совершить путешествие в глубь Центральной Азии, и посланное им в Географическое общество, вовсе не обязательно должно было попасть в руки Семенову. Но оно попало. И Семенов, ничего не зная об авторе, беспристрастно оценил эту работу и написал даже отзыв: «Работа основана была на самом дельном и тщательном изучении источников, а главное, на самом тонком понимании страны».

Фраза эта окрылила Пржевальского, убедила его в том, что он на правильном пути, и наполнила надеждой на удачное будущее. Их встреча неминуемо должна была состояться - устремления их нацелены на одно - на Центральную Азию, — и она состоялась.

Семенов с интересом смотрел на высокую, ладную фигуру Пржевальского и в его голубых глазах читал искреннюю решимость служить беззаветно науке, не считаясь с трудностями, неизбежно встречающимися на пути путешественника. Семенов спросил молодого офицера об этом. Тот подтвердил: да, он полон решимости сделать все ради того, чтобы прославить науку России.

Семенов молчит. Он присматривается. Потом говорит:

— Но вы должны понимать, что сейчас не может быть и речи о вашем путешествии в Азию. Правительство не отпустит денег на экспедицию, возглавляемую пусть и талантливым человеком, но еще совершенно не зарекомендовавшим себя в качестве исследователя и путешественника.

— Я понимаю, — ответил Пржевальский, — и готов доказать свою способность к такому путешествию. Я предполагаю пройти берегами Амура и Уссури, совершенно, можно сказать, еще неисследованными, и собрать материал, могущий представлять ценность науке. Для такого путешествия я достаточно хорошо подготовлен во всех отношениях.

— Да, эта экспедиция была бы безусловно полезна как для общества, так и для вас самого. Она принесла бы вам именно тот опыт, которого вам пока что недостает. Однако должен огорчить вас, Николай Михайлович, что вы сами должны изыскивать средства на вашу экспедицию. Субсидировать вас сейчас Географическое общество не имеет возможности.

Пржевальский молчал. Он и не надеялся на то, что общество даст нужные деньги, но на незначительную помощь все же рассчитывал. Деньги, Бог даст, найдутся, но, помимо них, сколько прочих сложностей, связанных с организацией экспедиции, придется преодолеть...

Пржевальский поблагодарил, откланялся, вышел. Семенов некоторое время глядел ему вслед. «Из этого молодого человека может выйти замечательный путешественник... Как знать, не удастся ли ему достигнуть тех мест, которых не удалось мне достигнуть...». Семенов не ошибся. Именно так все и случилось. Пржевальский стал величайшим путешественником XIX века.

В роду его особенно выдающихся людей не было. Разве только Карнила Анисимов Паровальский, запорожский казак, поступивший в польскую службу, в 1581 году получивший дворянство от Стефана Батория и немного изменивший фамилию на польский лад. С тех пор и пошел род Пржевальских. Дед Николая Михайловича учился в Полоцке, в иезуитской школе, но быстро одумался - видно, не понравилось ожидавшее будущее, бежал из школы. Один из двух его сыновей, а именно Михаил Кузьмич, и стал отцом Николая Михайловича.

Жизнь самого же Михаила Кузьмича не сложилась. Может, просто невезучим он был. Военную службу оставил в чине поручика - не смог дослужиться до более высокого чина и вышел в отставку по слабому состоянию своего здоровья. В жены он выбрал Елену Алексеевну Каретникову - дочь богатого помещика Смоленской губернии и поселился с ней в небольшом своем имении Отрадном. Умер рано, всего сорока двух лет, когда сыну Николаю было семь лет, оставив на руках у молодой вдовы еще двух сыновей - Владимира и Евгения...

Мальчишкам в Отрадном жилось хорошо и вольно. В доме насильно их не держали и дозволяли по целым дням пропадать в лесу и полях. Николай быстро выучился обращаться с ружьем и нередко возвращался с добычей.

Страсть к охоте он сохранит навсегда.

Шестнадцати лет он окончил гимназию и под впечатлением подвигов русских солдат и офицеров при защите Севастополя в Крымской войне умолял мать отпустить его в армию. Так что в юнкерском полку он очутился далеко не случайно, хотя служба оказалась совершенно не такой, как он предполагал. По существу, никто всерьез не служил: офицеры пьянствовали, гоняли солдат на плацу, а на юнкеров вообще не обращали внимания и поощряли лишь в том случае, если находили в них собутыльников. Пржевальскому это было противно, и он всегда держался в стороне от подобных забав. Офицеры о нем говорили: «Он не наш, а только живет среди нас».

О том периоде жизни Николай Михайлович потом написал: «Прослужив пять лет в армии, потаскавшись в караул и по всевозможным гауптвахтам и на стрельбу со взводом, я наконец ясно осознал необходимость изменить подобный образ жизни и избрать более обширное поприще деятельности, где бы можно было тратить труд и время для разумной цели. В продолжение этого периода в моих понятиях и взгляде на жизнь произошла огромная перемена - я хорошо понял и изучил то общество, в котором находился».

Он поступает в Академию генерального штаба, помимо основных предметов, изучаемых там и необходимых для человека военного, Пржевальский поглощает труды Риттера, Гумбольдта, Рихтгофена и, конечно, Семенова, отдавая этой учебе все свободное время, нередко просиживая за столом до утра. И вот наконец долгожданный приказ, подписанный после нескольких безнадежных рапортов с просьбой перевести его на службу в Сибирь. «Штабс-капитан Пржевальский Н. М. причислен к Генеральному штабу с назначением для занятий в Восточно-Сибирский военный округ...».

Вот и началась новая жизнь.

В 1867 году, уже в Иркутске, с помощью рекомендательных писем Семенова он выхлопотал двухлетнюю служебную командировку в Уссурийский край. Кроме того, опять же не без помощи Семенова, Сибирский отдел Географического общества предписывает Пржевальскому изучить флору и фауну края, собрать ботаническую и зоологическую коллекции.

Экспедиция по Уссурийскому краю была трудной, но и захватывающе интересной. Пржевальский составил великолепные коллекции и сделал, по существу, первое серьезное описание обширной российской окраины. Два с лишним месяца, не отвлекаясь ни на какую другую работу, писал он отчет о своем путешествии. Сообщение, которое он сделал в Географическом обществе, убедило всех, прежде и сомневавшихся, в том, что он прирожденный исследователь. Его описание Уссурийского края раскрыло такие картины в жизни природы и русских переселенцев, что слушавшие его поражались: как это было возможно - работая в одиночестве, если не считать мальчика-препаратора, собрать такие глубокие, обширные сведения...

Пржевальский доказал свою способность работать самостоятельно. Работа по Уссурийскому краю в Географическом обществе оценена по самому высокому счету. Теперь он имеет право рассчитывать на помощь общества при организации экспедиции в Центральную Азию.

И снова Семенов помогает ему. Силой своего авторитета Семенов добывает деньги на ассигнование путешествия молодого исследователя в Азию. Пржевальский в ожидании решения волнуется, изыскивает всякие крайние способы - лишь бы добиться осуществления плана - готов даже выйти в отставку, если непосредственное начальство категорически откажет ему. В конце концов он готов на собственные деньги снарядить экспедицию!

Но все обошлось. Военное министерство определило средства для экспедиции, к тому прибавили, что могли, Географическое общество и Ботанический сад, и воодушевленный Пржевальский, едва сдерживая нетерпение, пишет в дневнике: «Я получил назначение совершить экспедицию в Северный Китай, в те застенные владения Небесной империи, о которых мы имеем неполные и отрывочные сведения, почерпнутые из китайских книг, из описаний знаменитого путешественника XIII века Марко Поло, или, наконец, от тех немногих миссионеров, которым кое-когда и кое-где удавалось проникать в эти страны».

Он пройдет в эти страны и откроет их для науки.

Немногое было известно о тех странах, дорогу к которым преграждали могучие горные хребты, чьи вершины терялись где-то за облаками, бескрайние пустыни, останавливавшие самых отважных из путешественников. Громадная часть континента, простирающаяся от сибирских гор на севере до великих Гималаев на юге, оставалась, по существу, «белым пятном» в географии - точно таким же «белым пятном», как Центральная Африка до путешествий Ливингстона и Стенли и Центральная Австралия до героических походов Лейхгардта и Берка.

Пржевальский знал, разумеется, что русские некогда проникали в те страны, отгороженные от остального мира горами и пустынями. В 124З году Константин, брат Александра Невского, посол отца своего - Ярослава Всеволодовича, великого князя Владимирского, прошел в Каракорум — столицу монгольского великого хана. Бывали здесь и сам Ярослав, и братья его. Позже пробрался сюда папский посол Плано Карпини, еще позже - францисканский монах Одорико, напустивший столько туману в оставленных им описаниях, что невозможно было отделить правду от вымысла. В XIX веке несколько попыток, более или менее удачных, сделали англичане, но сведения, добытые и ими, носили лишь поверхностный, случайный характер. Вот почему, собираясь в дорогу, Пржевальский внимательнейшим образом изучил небогатый опыт немногих предшественников, пытавшихся проникнуть в закрытые для европейцев страны.

В сентябре 1870 года Пржевальский отправился в первую свою экспедицию в Центральную Азию. Вместе с ним ехал бывший его ученик по Варшавскому училищу, где Николай Михайлович преподавал, подпоручик Михаил Александрович Пыльцов. Через Москву и Иркутск лежал их путь и дальше — через Кяхту в Пекин, где Пржевальский рассчитывал получить в китайском правительстве паспорт - официальное разрешение на путешествие в области, подвластные Небесной империи.

Тянулись дни, полные тягостных ожиданий, неопределенных обещаний со стороны китайских чиновников, но вот наконец паспорт получен, и Пржевальский, истосковавшийся, изнервничавшийся в бесплодном ожидании, выезжает в Тибет. Небольшому каравану из восьми верблюдов, несущих экспедиционное снаряжение, предстоит преодолеть огромный путь. Но это не ожидание - это движение к цели, и Пржевальский с легким сердцем выходит в дорогу.

Великая пустыня Гоби встретила их трескучими, 30-градусными морозами с леденящими душу ветрами. Они преодолели пустыню, перевалили через горный хребет и вошли в город Калган. Стоял декабрь, и после лютых морозов Гоби неожиданно окунулись в весну: Калган зеленел, и воздух был напоен запахами свежей листвы. Несколько дней, проведенные здесь, позволили путешественникам хорошо отдохнуть и собраться с силами, пополнить запасы провизии, хотя рассчитывали они в основном на охоту, еще и еще раз проверить вооружение - револьверы и ружья: те районы, куда намеревался Пржевальский идти, были охвачены дунганским восстанием. Дунгане - китайские мусульмане - боролись за свою независимость, пытаясь образовать государство, неподвластное Небесной империи.

Пржевальский пошел к озеру Далай-нор. Он хотел определить географические границы Монгольского нагорья, о которых имелись лишь приблизительные сведения, и достичь главной цели - пройти в срединный Тибет. От Далай-нора он направился к верховьям Желтой реки - Хуанхэ - обходной дорогой, избегая селений, обитатели которых встречали путешественников настороженно, нередко даже враждебно - просто оттого, что никогда прежде европейцев не видели.

В ущельях громадного хребта Алашаня Пржевальский стоит несколько недель, неустанно работая, ведя съемку, охотясь и по вечерам, в неровном свете свечи строка за строкой покрывая страницы дневника. «Взобравшись на высокую вершину, с которой открывается далекий горизонт на все стороны, чувствуешь себя свободнее и по целому часу любуешься панорамой, которая расстилается под ногами. Громадные отвесные скалы, запирающие мрачные ущелья или увенчивающие собой вершины гор, также имеют много прелести в своей оригинальной дикости. Я часто останавливался в таких местах, садился на камень и прислушивался к окружающей меня тишине. Она не нарушалась здесь ни говором людских речей, ни суматохою обыденной жизни...».

И еще он думал о том в такие минуты, что живет теперь именно такой жизнью, к которой стремился всегда и что иначе вряд ли теперь сможет жить.

Он прошел около 500 километров по долинам вдоль берегов Хуанхэ и установил, что в этих местах у великой китайской реки нет притоков и, кроме того, само русло лежит иначе, чем можно увидеть на картах. Попутно он собирает растения, снимает местность на карту, делает геологическое описание пород, слагающих горы, ведет метеожурнал, наблюдает и поразительно метко фиксирует быт, нравы, обычаи людей, через чьи земли прошел.

(Продолжение следует)